Книга Когда приходит любовь - Мариса де лос Сантос

Не было ни одной неловкой паузы, ни одной попытки устроиться поудобнее, никаких «ой, моей руке неудобно… вот так лучше». Ритм давался нам без усилий, мы танцевали вальс или танго.

И земля не покачнулась под нами. А должна бы была. Обязательно должна. Но не вышло.

Даже не могу сказать почему. Но еще не успев перевести дыхание, я взглянула на его безукоризненный профиль, длинные ресницы, на ямочку на шее, одно из самых любимых мной мест… Наблюдая всю эту безукоризненную красоту, знаете, о чем я подумала? «Кто ты такой? Кем ты был раньше? Что ты делал и о чем думал?» Когда Рик сказал это Илзе, они уже знали друг о друге все, что стоит знать. Вы видели их в Касабланке, видели глаза Рика, когда Илза входила в комнату в белом платье, его темные, тоскующие глаза, и вы видели, как она подняла лицо, чтобы взглянуть на него, ее глаза наполнились слезами, и вы понимаете, что, несмотря на войну и разлуки, они связаны друг с другом навеки самыми прочными узами.

Нельзя сказать, что я была разочарована. Но я лежала в постели Мартина и нутром чувствовала, что эта ночь не приведет к моменту в будущем, когда мы с Мартином будем стоять одни и вне времени, а мир вокруг нас будет сходить с ума, а мы будем говорить друг другу:

— У нас всегда будет Филадельфия.

Не такая это была ночь.

Комплимент второй

Мартин сказал, что я хорошенькая.

Вы должны кое-что знать обо мне. Я хорошенькая. Правда. Я бы соврала, если бы сказала, что нет. Я даже отдаленно не блондинка, но у меня копна волос в стиле Миа Фэрроу («Ребенок Розмари»). Или Джин Сиберг. Это имя часто можно услышать в кафе. Желание поговорить о Жан-Люке Годаре переполняет киноманов, и они пользуются любой возможностью уступить этому желанию.

Они постоянно сравнивают обычных людей со знаменитостями. У парня, который доставляет выпечку, прическа и слегка выдающиеся зубы, как у Хэмфри Богарта, девушка, которая катается на роликовых коньках около музея, — точная копия Джун Эллисон в версии «Маленьких женщин» 1949 года; бухгалтер ваших родителей издалека так похож на Сидни Пуатье в «Полевых лилиях», что дух захватывает. Так что, глядя на меня, люди часто вспоминают знаменитых женщин с маленьким треугольным личиком, которые благодаря своей знаменитости красивее меня.

Да, кстати, двое мужчин сравнили меня с Одри Хепберн. Хотя в этом сравнении нет ни капли правды. Я должна отдать им должное: они знают, с какой стороны у них хлеб маслом намазан.

Итак, я хорошенькая — достаточно хорошенькая. Беда в том, что не такая, какой мне хотелось бы быть. Я много раз слышала все эти слова: похожая на мальчика, пикантная, легкая, дальше придумывайте сами. И еще фея… Фея? Надо же такое придумать. Женщин, которые хотели бы походить на существ с острыми ушками, собирающих грибы и надевающих на голову желудь вместо шляпы, днем с огнем не найдешь. Мы все знаем, что на самом деле значат все эти слова. Еще чуть-чуть, и скажут — забавная. А забавная — это уже унижение.

И все же все мои поклонники всегда уверяли меня, что я хорошенькая (я встречалась даже с одним неудачником, который говорил: «В тебе главное — лицо, Корнелия»). Перевод (как будто он вам или еще кому-нибудь нужен): «Фигуры у тебя, считай, нет. Твое лицо — кость, которую швырнули тебе при зачатии, и не каждый мужчина это оценит. Но я ценю».

Но Мартин, Мартин, Мартин! Пока я лежала и думала обо всем этом, Мартин сделал то, что заставило меня не то чтобы выбросить эти мысли из головы, но хотя бы задвинуть их в дальний пыльный угол. Мартин приподнялся на локте и с великой осторожностью стал водить пальцем по моему лицу. Он делал это долго, и в его глазах и в кончиках пальцев чувствовалось благоговение, самый сладкий вариант почтения. Мои кости и кожа становились золотыми под его прикосновениями.

Наконец он сказал:

— Я теперь не могу смотреть на другие лица. Приходится менять свое мнение о каждом лице, которое мне когда-то нравилось.

Затем он улыбнулся, и в его глазах я не прочла: «Какой забавный маленький подбородок!» Его глаза шептали: «Гарбо, Гарднер, Бэколл не идут ни в какое сравнение с тобой, Корнелия».

Еда

Мы болтали, мы смеялись, мы ели утку. Это было чудо из чудес.

Сон без сна

Мы снова отправились в постель. Мартин обнял меня. Заснул. Он был из тех, кто спал достойно, спокойно, не храпел, не говорил во сне, его профиль бросал элегантную тень на стену, на кровать, на женщину в его объятиях. Я была женщиной в его объятиях, и в эту ночь я не сомкнула глаз.

Глава 8

Клэр

Рассказ назывался «Анника и медведи».

Начало рассказа на самом деле было его концом. Анника смотрит расширенными глазами в бархатную темноту. Глаза ее были когда-то карими, сверкающими, цвета солодового пива, но теперь они стали пустыми, бесцветными, как лед. Анника ждет, когда ее тело согреется и она сможет заснуть, и пока ждет, вспоминает жизнь за пределами этой тьмы, вспоминает мир, который любила и который вдруг изменился. Когда-то ее дом назывался Страной весны и осени, потому что таким он и был — местом, где времена года не сменяли друг друга, а накатывали, как морские волны. Осень становилась весной, потом опять осенью, потом снова весной. Но каждый раз наступал момент идеальной гармонии, как у детских качелей. Анника больше всего любила это время, потому что распускались бутоны на ветках рядом с красными и желтыми листьями, среди кукурузы появлялись крокусы, и под осенним небом рождались у животных малыши. В Стране весны и осени никогда не бывало слишком холодно, можно было всегда играть на улице, ручьи никогда не замерзали и не пересыхали. С деревьев никогда не осыпались листья, а люди и животные никогда не старели и не умирали.

Но тут в стране появилась ведьма, очень злая, причину ее гнева никто не понимал, и она наслала на страну проклятие, погрузив ее в вечную зиму. В Стране зимы начали происходить ужасные вещи. Люди и животные заболевали, кашляли, у них поднималась температура. Чтобы согреться, люди в отчаянии начали убивать своих друзей-животных, чтобы закутаться в их шкуры. Еды почти не осталось, и все начали драться друг с другом за то немногое, что еще было. И самое странное: каждое живое существо в этой стране, способное дышать, становилось белым, как мел, бесцветным, как снег, когда его не освещает солнце.

Однажды Анника сидела у окна и печально смотрела на пустой мир и тут вдруг увидела, как по снегу бредут ее лучший друг медведь Джон и его семейство. Некоторые из медведей были белыми, другие тускло-серыми, только Джон все еще сохранял роскошный каштановый цвет. Медведи брели, опустив свои огромные головы, некоторые из них плакали, роняя слезы в снег. Слезы, коснувшись земли, превращались в лед. Анника выбежала из дома и позвала Джона по имени. Он остановился, посмотрел на нее своими добрыми глазами и сказал, что они идут в пещеру, которая находится глубоко в горах, окружающих Страну зимы.

— Спать, — объяснил он. — Ждать.