Книга Жена моего мужа - Адель Паркс

Я могла бы объяснить все это Питеру и попросить его о любви и понимании. Может, он взял бы меня за руку и провел через это минное поле эмоций. Возможно, нам удалось бы восстановить гармонию, хотя бы на сегодняшний вечер, он отвез бы меня домой и занялся со мной любовью, и, когда он стал бы стягивать с меня мои крошечные трусики, я снова обрела бы уверенность в себе…

Вместо этого я бросаю в него бокал с вином и ухожу из ресторана одна.

Глава 11 ДЖОН

Пятница, 15 сентября 2006 года

Это она. Черт побери. Неужели? Что она может здесь делать? Она же, кажется, жила где-то в Балхаме или Клапаме. Наверное, переехала, это вполне возможно. Я выхожу из машины и принимаюсь пробираться к школьным воротам. Несмотря на массу голов, покачивающихся впереди, мне удается не терять из виду ее голову, если, конечно, это она. У нее теперь прическа с прямыми волосами, впрочем, как у всех.

— Грини?

Она не сразу оглядывается, но застывает на мгновение, и я тотчас же понимаю — это она. Теперь, когда я приблизился, я узнаю форму ее плеч, и это удивляет меня. Не думал, что знаю их. Интересно, узнала ли она мой голос. Держу пари, она знает, что это я, но еще не решила, хочет ли повернуться и посмотреть на меня или же убежать.

Грини медленно поворачивает голову, и вот мы стоим лицом к лицу спустя столько лет.

Она, безусловно, стала старше, но выглядит даже лучше, чем прежде, более лощеной, чем я помню, более здоровой.

— Я так и думал, что это ты. Черт побери, как поживаешь, Грини?

Она молчит, словно язык проглотила. Я произвожу подобное впечатление на женщин. Ее рука взлетела к волосам и заправила выбившуюся прядь волос за ухо. Милая, ей небезразлично, как она выглядит. Спустя столько лет она по-прежнему хочет производить впечатление.

У меня был потрясающий секс с этой женщиной.

Просто фантастический!

До тех пор, пока она не стала слишком задумываться.

Черт, я совсем забыл, что все это не слишком хорошо закончилось. Эта женщина хотела меня слишком сильно и приняла мои поиски секса за свои поиски родственной души. Эта женщина считает, будто я предал ее. Если бы я хоть минуту подумал, то не окликнул бы ее. Но я не потратил на размышления и доли секунды. Я вообще редко о чем-либо задумываюсь, действую по интуиции. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на размышления.

Я решил: единственное, что мне остается сделать, — притвориться, будто ничего не случилось, а мы всего лишь бывшие коллеги, изумленные тем, что встретились в совершенно неожиданном месте.

— Ну и ну, подумать только, встретил вдруг тебя. Грини озирается, явно проверяя, кто может нас услышать. Какая-то толстушка похлопывает ее по руке:

— С тобой все в порядке, Конни? Ты выглядишь так, словно только что увидела призрак.

— Все хорошо, спасибо, Роуз, — отвечает Конни.

Толстушка топчется, ожидая, когда же Конни представит нас друг другу, но та всегда была не слишком сообразительной.

— Меня зовут Джон Хардинг. Мы с Констанс когда-то работали вместе. — Я широко улыбаюсь и протягиваю руку. Я обаятельный и знаю об этом.

Толстушка берет мою руку и энергично трясет ее, как обычно делают женщины, абсолютно лишенные сексуальности.

— Роуз. Приятно познакомиться. — Она снова обращается к Грини, по-прежнему пребывающей в шоке: — Поискать Фрэн?

При этих словах я обращаю внимание, что Грини одной рукой придерживает прогулочную коляску, в которой сидит ребенок, явно ее.

— Что за ангел? — спрашиваю я — это одна из моих уловок, которые я использую для одиноких матерей, и это всегда срабатывает. Лично я большой поклонник одиноких матерей, общение с ними напоминает охоту на кроликов, к тому же они боятся обязательств (обжегшись на молоке, дуют на воду); в общем, воплощают мою идею о совершенной женщине. Разумеется, моя уловка сработала и с Грини.

— Это Флора, моя младшая. — Произнося имя дочери, она улыбнулась и расслабилась, впервые с того момента, как увидела меня. Затем она с рассеянным видом принимается гладить девочку по головке. Очень трогательно. Очаровательный ребенок, как и следовало ожидать, очень похож на мать. — Я пришел, чтобы забрать свою старшую. Она только что поступила в школу. В подготовительный класс. А ты? Ты?..

— Боже мой, нет, Грини, — решительно отметаю я ее предположение, будто являюсь отцом какого-нибудь школьника.

По ее лицу промелькнуло выражение облегчения. Интересно, чему она радуется: тому, что наши дети не учатся в одной школе, или тому, что у меня вообще нет детей. Ребенок продемонстрировал бы мои обязательства по отношению к кому-то, обязательства, которые я не был готов принять на себя по отношению к ней.

— Тогда что ты здесь делаешь?

Она задала вопрос не из вежливости. Вопрос был задан раздраженным, дерзким тоном. Странно, но меня это взволновало.

— Веду консультативную работу для Би-би-си. Хотя теперь, когда я признался, мне придется убить тебя.

Я искоса смотрю на Конни, чтобы понять, узнала ли она старую шутку. Она ничего не говорит, и на губах не появляется ни тени игривой улыбки, и я продолжаю:

— Я освободился с работы рано, а поскольку мой приятель, Крейг Уокер, работает здесь, я подумал, не заехать ли за ним, чтобы выпить с ним пива.

— Мистер Уокер твой друг?

Кожа Конни утрачивает серый оттенок, она становится белой, почти прозрачной. Держу пари, она изобразила себя здесь вполне добропорядочной особой и совершенно не желает, чтобы ее знойное прошлое выплыло наружу. Я наслаждаюсь тем, что заставил ее страдать, — это послужит ей уроком за столь недружелюбное отношение.

— О да, мы с Крейгом давно знакомы, вместе ходили в начальную школу. По правде говоря, мы встречаемся сегодня за пивом, чтобы обсудить вопрос о холостяцком уик-энде.

— О твоем?

Что прозвучало в ее реплике? Любопытство, надежда, страх? Я помедлил, затем покачал головой:

— Уже побывал там, закончил с этим, прочитал книгу, получил футболку и постановление.

— О, мне очень жаль. — Но в ее голосе не ощущалось сожаления. Судя по ее тону, все произошло в соответствии с ее ожиданиями, а все они распростерлись где-то внизу, не выше змеи, ползущей в траве.

В эту минуту маленькая белокурая девочка бросается к Грини и прижимается к ее ногам.

— Мамочка, мамочка, мамочка, догадайся, что мы сегодня делали?

В течение нескольких минут Грини и ее дочь улыбаются друг другу, целуются и болтают, а я забыт. В каждой из них, как в зеркале, отражается выражение радости, удивления и изумления, возникающее у другой, они одновременно принимаются смеяться, когда девочка приступает к кульминации истории.

Грини встречается со мной взглядом и, кажется, изумлена тем, что я стою на прежнем месте. Может, она решила, будто я плод ее воображения?