Книга Предсказание счастья - Камилла Хенкинс

— Очень романтично. Представляю: голый босс в набедренной повязке…

— Во-первых, БЕЗ набедренной повязки. Во-вторых, в этом есть смысл.

— Какой? Я не вредничаю, мне, правда, интересно…

— Видишь ли, рыжая, яномами славятся своими охотничьими навыками. Но одно из самых их удивительных умений вообще не поддается описанию. Дело в том, что голодного крокодила, почуявшего запах добычи, может остановить только разрывная пуля в голову. Если эта добычи к тому же подранена, то и разрывной пули может оказаться мало. Крокодилы чуют кровь и живую плоть за милю. Так вот, яномами ухитряются проплывать мимо крокодилов, и те их не трогают. То же касается и наземных хищников.

— Босс, я глупая. Я не понимаю, при чем здесь отсутствие набедренной повязки…

— Вот я к этому и веду. Это мне объяснили их лучшие охотники. Видишь ли, человек всегда чем-то пахнет. Здоровьем, болезнью, любовью, ненавистью, страхом, радостью. Сильнее всего для зверя пахнет страх человека. Даже самый хладнокровный охотник при виде или при мысли о крокодиле или ягуаре хоть на секунду, да испытывает страх. Этот запах впитает в себя его одежда, даже если человек заставит себя не бояться. Поэтому — одежду долой. Ну, а трава, всякие пахучие мази…

— Это чтоб окончательно отбить запах страха?

— И это тоже. А еще камуфляж — пахнуть, как сельва, анальгетик — многие травы притупляют болевой рефлекс, наркотик — о листьях коки ты, я надеюсь, слышала.

— Класс! Так что было дальше?

— Дальше… я вместе с лучшими охотниками племени углубился в сельву. Потом вдруг понял, что остался один. Это меня тогда не смутило. Охотники яномами умеют становиться практически невидимыми. А потом на меня прыгнул ягуар.

В этот момент над головой Дженни с громким шорохом вспорхнула какая-то птица, и девушка с отчаянным воплем метнулась в объятия Дона. Она прижалась к его груди, и молодой человек мгновенно почувствовал острейшее желание закончить сегодняшнюю экскурсию прямо здесь, на мягкой травке…

Дженни предприняла попытку освободиться из стальных объятий, уперлась руками в грудь Дона — и остолбенела. Под распахнувшейся рубашкой, на широкой, смуглой, словно отлитой из бронзы груди светлой лентой выделялся страшный шрам. Дженни, совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, провела кончиками пальцев по этому зловещему следу кровавой охоты.

— Это… оттуда?

— Да. Он меня здорово порвал. Самое удивительное, что я его все-таки убил, а сам выжил. Тогда меня и назвали Сыном Ягуара.

— Дон… Но ведь это же здорово! То есть, я хочу сказать, это ужасно и все такое, но ведь ты победил!

Дон выпустил Дженни и криво усмехнулся, отводя глаза.

— Видишь ли, я именно так и думал долгие годы. И лишь недавно узнал правду.

— Какую правду?

Он беспомощно вцепился всей пятерней в спутанные черные волосы, выбившиеся из-под шляпы, и неуверенно произнес:

— Я не говорил об этом ни одному человеку, Дженнифер. Собственно, и правильно делал. Индейцы и так знали правду с самого начала, а белые подняли бы меня на смех. Если ты засмеешься, я тебя задушу, клянусь!

— Ты что! Мою прапрапрабабку чуть не спалили на костре, так что ко всем этим делам я отношусь вполне серьезно!

— Понимаешь… Ладно, была не была! В общем, считается, что в тот раз Великий Ягуар потребовал свою жертву не вовремя. Такое бывало, но очень редко. У племени просто не было… э-э-э… подходящих кандидатов. И тут появляюсь я, молодой глупый белый. Они меня любили, уважали моего отца, но я все-таки был чужим. Интересы племени выше всего. Они честно пытались меня отговорить, а когда не получилось, с чистой совестью приготовили меня, так сказать, на заклание. Я шел не на охоту, а на смерть.

— Но ты выжил! Ты победил!

Дон немного растерянно усмехнулся, посмотрел прямо на Дженни и медленно произнес:

— Великого Ягуара нельзя победить. Он бог. Он не принял мою кровь, но я пролил его. Трудно объяснить все эти верования… Одним словом, я что-то вроде… проклятого. Одержимого. Потому меня и назвали Сыном Ягуара.

Дженни смотрела на Дона широко раскрытыми зелеными глазищами, и в них не было ни насмешки, ни страха, ни недоверия. Пожалуй… сочувствие. И тревога.

— Дон? А чем грозит это проклятие? И как его можно снять?

Молодой человек помогал головой, словно стряхивая невидимую паутину, а затем произнес натужно-беспечным голосом:

— Ну, не будем же мы всерьез об этом говорить… Так, ерунда! Как и все эти первобытные культы, все замешано на крови и сексе. Якобы, Ягуар оставит душу своего Сына, когда тот возьмет в жены полюбившую его девушку, но в тот миг, когда они… короче, когда она перестанет быть девушкой, зверь вырвется на свободу…

Его голос упал до шепота. По странному стечению обстоятельств в этот момент в лесу наступила почти мертвая тишина, и у Дженни мурашки побежали по спине. Она зябко передернула плечами и вымученно рассмеялась.

— Надеюсь, ты не поэтому до сих пор не женат? Это ведь всего лишь легенда. Красивая, страшная и завораживающая легенда, не так ли?

Дон поднял голову. Его смуглое лицо внезапно исказилось от какой-то скрытой боли.

— Да. Конечно. Это просто легенда. Только вот дело в том, что…

— Что, Дон?

— Иногда со мной что-то творится, рыжая. Я не могу это объяснить. Такого не было, когда я рос здесь. Это началось после той охоты. Я ухожу в лес.

— Ты никогда раньше не уходил в лес?

— Не то… Как тебе объяснить, чтобы ты не приняла меня за психа…

В его голосе звучало такое отчаяние, что Дженни больше не колебалась ни секунды. Она шагнула к нему, схватила обеими руками его голову и заставила его взглянуть ей прямо в глаза.

— Дон! Посмотри на меня! Я уже говорила тебе, все беды людей от того, что они боятся говорить друг с другом. Невысказанные обиды превращаются в ненависть. Страхи — в манию. Я здесь. Я верю. Я слушаю. И я слышу тебя!

И он решился. Ровным и спокойным голосом он сказал то, что мучило его последние десять лет.

— Я убегаю в сельву. Голым. Без оружия. Неважно, что я здесь вырос. Голый белый человек в сельве не проживет и двух часов. Не змея, так ядовитый шип, тарантул, все, что угодно! Яномами ходят босыми, но они делают это с детства, у них подошвы тверже любой подметки… не то, не то. Другое меня пугает, Дженнифер. Я не помню, что я делаю в такие ночи в лесу. Ничего не помню. Но мне снятся странные сны. Нечеловеческие. Сны, в которых нет образов. Есть только запахи. Шорохи. Я не могу их описать, потому что человек не в силах их обонять и слышать, а потому у него нет для этого слов. Но один запах я помню. И это запах… крови!

Она не отвела взгляда. Не дрогнула. Не выпустила его виски, только начала слегка их поглаживать, словно успокаивая его.