Книга Великосветский переполох - Эдит Лэйтон

Аннабелла резко села, ее взгляд переметнулся на Майлса.

— Моим родителям сообщили?

— Нет, — ответил он, — я не хотел их пугать. Вы иного мнения?

— Я вам очень благодарна, — ответила она, вновь откинувшись на подушки.

— А теперь я попрошу вас удалиться, джентльмены, — сказала миссис Фарроу. — Я приглашу вас, когда миледи будет готова к общению с вами.

Но когда миссис Фарроу наконец вышла из комнаты Аннабеллы, она плотно притворила за собой дверь. Женщина направилась в холл, где стояли и беседовали Майлс и Гарри, и покачала головой.

Майлс побледнел.

— Нет-нет, — торопливо произнесла она, — с ней все в порядке. Но она так измучена, бедняжка. Она чуть не уснула, пока я мыла ее. Она мило меня поблагодарила, сказала, что чувствует себя прекрасно, и тут же снова уснула. Целебным сном, — сказала она Майлсу. — Не волнуйтесь, я проверила, прежде чем оставить ее.

Майлс повернулся к Гарри:

— Кризис позади?

— Думаю, что да. Она страдала от лечения, назначенного вашим доктором, в той же мере, как и от инфлюэнцы, но нет никаких осложнений. В легких все чисто, сердце работает отлично.

Майлс кивнул.

— Как скоро она окончательно поправится? Я имею в виду, станет такой же, как до болезни?

— Думаю, что все пойдет обычным путем, — сказал Гарри. — Вы согласны со мной? — спросил он миссис Фарроу.

Она согласно кивнула:

— Думаю, что так. Прошу меня извинить, джентльмены. Полагаю, что на сегодняшнюю ночь я со спокойной душой могу оставить ее, я не была дома уже несколько дней.

— Миссис Фарроу, — сказал Майлс, — надеюсь, вы понимаете, как я признателен вам за вашу помощь. Я прикажу, чтобы заложили экипаж.

Она улыбнулась:

— Благодарю вас.

— А теперь все-таки ответь мне, — сказал Майлс, повернувшись к Гарри. — Сколько времени пройдет до окончательного выздоровления?

— Ей потребуется два-три дня, чтобы набраться сил, и тогда она, как говорит миссис Фарроу, уже не будет такой кроткой. Майлс, насколько я знаю, твоя супруга может быть настоящим ангелом, но, уверяю тебя, когда леди Пелем почувствует себя в состоянии двигаться, но в действительности будет еще весьма слаба, чтобы делать это, она станет обидчивой и раздражительной. Это естественно. После этого — если только вы окончательно не разругаетесь, поскольку наступит критический период выздоровления, по крайней мере для родственников больной — при соответствующем уходе, я полагаю, через несколько недель она опять станет прежней.

Майлс помрачнел.

— Понятно. А когда ей можно будет дать зеркало?

— Это тебе решать, Майлс, — сказал Гарри. Лицо Майлса исказилось.

— Если хочешь знать мое мнение, я бы позволил по истечении этих недель. А до тех пор, будь моя воля, я бы убрал из дома все зеркала.

— Похоже на то, как в доме Спящей красавицы спрятали все веретена, — сказал Гарри. — Только ведь это не помогло, верно?

Майлс рассмеялся:

— Верно. Но я на самом деле пытаюсь понять — не станет ли для нее слишком большим потрясением, если она сейчас увидит свое отражение?

— На мой взгляд, больше вреда принесет ей беспокойство по этому поводу, — сказал Гарри. — Но если ты хочешь, можно тянуть, пока она этого настоятельно не потребует, но имей в виду, Аннабелла изведется от беспокойства. Я бы не советовал ей вставать, пока она достаточно не окрепнет. Как только она почувствует себя лучше, то и оптимизма у нее прибавится.

Гарри замолчал. Затем, сняв очки, он подышал на стекла и, вытащив носовой платок, начал их протирать, не глядя на Майлса. Когда он снова надел очки, его голос звучал бесстрастно и ровно, но он избегал взгляда своего друга.

— Я знаю, что она была необыкновенной красавицей, Майлс. Но думаю, что ты придаешь этому слишком большое значение. Впрочем, если тебя самого это так сильно волнует, тогда совсем другое дело. В этом случае я бы посоветовал тебе изыскать причину уехать, пока ее внешность не восстановится. У тебя ведь, несомненно, может возникнуть в Лондоне некое неотложное дело, требующее твоего обязательного присутствия. В ее нынешнем нестабильном состоянии отрицательные эмоции могут оказать на нее очень сильное воздействие, что, безусловно, губительно скажется на ее здоровье. Лучше пусть она думает, что тебя вызвали по делу, чем поймет, что ты находишь ее непривлекательной.

Майлс сжал кулаки.

— Гарри, ты полный осел, если мог так обо мне подумать, — произнес он.

Доктор сделал шаг назад. Миссис Фарроу испуганно смотрела на друзей.

— Не стану вновь оправдываться, — продолжал Майлс невыразительным голосом. — Если ты мой друг, то в этом нет необходимости. И ей-богу, не стоит защищать меня только потому, что являешься моим другом. Выслушай меня. Может быть, я не знаю, что у нее на уме, но я знаю ее привычки. Я волнуюсь только потому, что именно она, из-за своей изменившейся внешности, захочет уехать. А от себя убежать трудно.

— Но ведь она же не настолько тщеславна? — воскликнул Гарри.

— Я не настолько хорошо знаю миледи, — вступила в разговор миссис Фарроу, — но я достаточно знаю женщин. Даже жена фермера будет переживать из-за своей внешности. И это не потому, что мы, женщины, так глупы или тщеславны. Это скорее объясняется тем, что нас убеждают в том, что наша внешность — наше главное достоинство. — Она улыбнулась, чтобы смягчить язвительность своего замечания, затем продолжила: — Я думаю, что такое убеждение сохранится у нас до тех пор, пока вы, джентльмены, не начнете увиваться за дурнушками, отдавая должное их уму, а не внешности.

— Чепуха, — сказал Гарри. — Как мы можем оценить их ум, пока не познакомимся с ними достаточно хорошо?

— Абсолютно верно, — сказала миссис Фарроу самодовольно. — А часто ли мужчины приглашают на танец гадкого утенка? Или страшную старую курицу, если уж на то пошло? И часто ли вступают с ними в разговор, чтобы составить представление об их блестящем уме!

Гарри открыл рот, собираясь возразить, но Майлс опередил его. Он, очевидно, не обращал внимания на этот разговор.

— Я думаю, — сказал он смущенно, — лучше будет, если я останусь при ней в течение нескольких дней. Мы, конечно, будем спать отдельно. Я устроюсь в гостиной, чтобы быть поблизости на тот случай… на всякий случай. Я хочу быть поблизости.

Майлс проснулся и лежал не двигаясь. Спать в гостиной было не слишком удобно, но ему доводилось спать и в гораздо менее комфортабельных условиях. Сквозь окна в комнату струился ранний утренний свет. Вчера вечером он не стал плотно занавешивать окна, поскольку приказал горничной, в обязанности которой входило поднимать шторы по утрам, не беспокоить его. Теперь, когда появилась возможность хорошо выспаться, он больше не хотел отказывать себе в одном из самых приятных удовольствий. Отбросив одеяло и со вкусом потянувшись, он ощутил тепло солнечного луча на своем обнаженном теле и почти замурлыкал от удовольствия. После того как в течение многих лет на борту корабля ему приходилось спать в одном помещении с другими мужчинами, спать обнаженным казалось ему большой роскошью.