Книга Оранжевый парус для невесты - Вера Копейко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ним давно все случилось. Он сам это знал. – Она помолчала. – Только не знал, где удобней найти свою смерть.
После многих ночей бессонной страсти Андрей открыл наконец коричневую тетрадь, которую нашел в кармане бушлата погибшего. Он прочитал ее от корки до корки и почувствовал, что его светлые, коротко подстриженные волосы встали дыбом.
Эта женщина не та, кому он должен был отдать деньги того парня. Более того, он отдал ей почти все свои… Но это его грех.
Андрей почувствовал отвращение к ванили навсегда. Никогда в жизни он больше не съест даже булочки с ванильным запахом.
На следующее утро он вышел от Оксаны и снова нанялся на краболов. Он должен заработать вдвое больше, чтобы выполнить последнюю волю парня. Если бы тот не толкнул его в плечо, то Андрей не очнулся бы на крышке рундука. Это ему в живот впился бы багор бандита.
Во время остановки в маленьком порту, где краболов загружался углем, Андрей развернул местную газету и увидел объявление, выделенное оранжевым цветом:
«Абсолютно ненужные вещи, оставшиеся от молодого ухоженного мужчины – размер 52- 54, рост 180- 186. Часы, обувь, размер 44. Кожаный бумажник, к сожалению, пустой, но подходит для любых купюр – рублей, евро и долларов. Жду. О.».
Это ему знак, догадался он. Зовет обратно – таким изощренным способом. Эта женщина хотела не просто разорить его. Она хотела оставить его при себе.
Но он уходил от нее все дальше и дальше… По воде. И не собирался возвращаться по суше.
После рейса Андрей получил деньги. И теперь ехал в Москву…
Официантка в белой бейсболке забрала у него стакан и положила счет на столик. Он расплатился, оставил девушке на чай за терпение и пошел в свое купе.
Ольга открыла глаза. Что это? Что за звук? Снова ведро катается по балкону? Она напряглась. Сердце билось гулко, в ушах грохотало, как от звуков тяжелого рока в проезжающей под окнами машине. Или… это плеск воды? А вой – что это? Какой протяжный… О-о-о…
Кто-то зовет ее?
«Сама знаешь кто…»
Тело взмокло под тонкой желтой пижамой. Она знала, он зовет ее.
Ткань прилипла к спине, Ольга приподнялась, высвобождаясь из липких объятий. «Похожи на его последние объятия?» – спросила она себя.
Она снова легла на спину.
«Брось, не сочиняй, это ветер и дождь. Ну да, конечно, – Ольга торопилась успокоить себя, – это снова дождь. Нынче летом на Москву опрокинулся океан воды, хотя обещали сушь. Дождь – он такого же серого цвета, как океан, и лужи тоже… Перестань, не заговаривай себе зубы», – приструнила себя Ольга.
Она поморгала в темноте, напрягая зрение, словно силясь что-то рассмотреть. Близорукие глаза обманывали, рисовали странные картины. Если бы Ольга не знала, что напротив кровати окно, задернутое зеленой занавеской, она бы подумала…
Занавеска поднялась, вздыбилась. Потом, опадая, словно угасшая волна, зацепила краем что-то… Это что-то скрылось под водой навсегда.
Ольга дернулась и села в постели.
Его больше нет, внезапно поняла она. Опустила голову и уткнулась носом в колени. Мягкая ткань желтых пижамных штанишек погладила по щеке.
Но его давно нет рядом, напомнила она себе.
А теперь его нет нигде.
В голове зашумело, будто в ней тоже плескались волны, опережая друг друга, торопясь утишить боль, приласкать. Нежно пройтись по спине, по животу, по бедрам. Так, как когда-то его руки…
Ольга подняла голову от мокрых коленей. Эта сырость не от океанских брызг, а от слез. Ольга их не вытирала. Последние слезы по нему, пусть… Они должны пролиться. Когда-то.
Она слышала свои рыдания словно со стороны. Так плачут по покойному. Она и плакала по нему, потому что сейчас неизвестно кто и неизвестно как сообщил ей: Юрка Орлов, друг ее детства, всей ее жизни, первая, и как она думала, единственная и вечная любовь, погиб.
Она сама знала, что это случится, и он тоже знал наверняка.
«Но почему, почему?» – хотелось закричать ей. Если бы он не пошел служить туда, где служил, он остался бы прежним Юркой. Они были бы вместе всю жизнь, а не только половину! Они же любили друг друга! Сначала как брат и сестра, потом как мужчина и женщина…
– Умер… – сдавленно бормотала она. – Юрка умер…
Она упала на подушку.
С Юрой Орловым, казалось Ольге, она прожила две жизни. Одну – детскую. Другую – взрослую.
Они росли вместе – сначала в сибирском гарнизоне, потом на Урале, потом их отцов перевели в Вятку. Они поселились на третьем этаже кирпичного четырехэтажного дома. Их комнаты разделяла стена – удобно перестукиваться. Дети придумали свой язык, что-то похожее на азбуку Морзе. Тук-тук-тук – я иду к тебе. Ту-ук – я тебя жду, это ответ.
На тринадцатилетие бабушка подарила Ольге книгу «Мифы Древней Греции». Толстую, с картинками. Юрка приходил к ней, они вместе читали о подземном лабиринте, который извивался под дворцом царя Миноса. В этот лабиринт был заключен Минотавр, человек с головой быка, которого родила жена Миноса – Пасифая.
– Ты смотри, – Юрка тыкал пальцем в картинку, – этот Минотавр съедал, тут написано, прекрасных юношей и девушек. Их привозили ему из Афин.
– Фу-у, – отворачивалась она. – Ужас. Я про это еще не читала.
– Но нашелся кое-кто похитрее, – Юрка улыбался, – Тесей, он убил Минотавра.
– Он сумел выбраться из лабиринта? – с замиранием сердца спрашивала Ольга. – Он остался жив?
– Конечно, – Юрка пожимал костлявыми плечами, – я бы тоже смог. Ладно, мы туда съездим, сами посмотрим. На остров Крит.
– Я хочу, – кивала она. – Мы увидим родину Зевса – бога-громовержца, правда?
– Вот этого? А он сообразительный, – ухмылялся Юрка, указывая на портрет бога, – смотри, какую выбрал себе девушку.
– Это финикийская царевна Европа, – снова слышала свой полудетский голос Ольга. – Она родила ему Миноса, который стал правителем острова. Почитай Гомера, знаешь, как он называл море вокруг Крита?
– Как?
– Виноцветным.
– Оно… красное? – удивился Юрка.
– Ты думаешь, если вино, то обязательно, как портвейн? – хихикала она. – Оно бывает… зеленоватое.
– Ага, с золотым отливом, – фыркал приятель.
Будущая жизнь обоим казалась похожей на сказочный лабиринт, в котором они одерживают победу за победой. Вместе, как вместе читали эту книгу.
Однажды без всякого стука Юрка влетел к ней в комнату – в доме никто не запирал дверей в то время.