Книга Книга заклинаний - Жаклин Уэст

Олив потянулась к книге, но еще прежде чем успела ее коснуться, почувствовала – или ей так показалось – как книга сама радостно прыгнула ей в руки, будто кошка, которую впустили домой из-за дождя. Девочка крепко прижала старый том к телу. Он был очень тяжелый, с толстыми страницами и кожаной обложкой, а углы истерлись за долгие годы использования, так что на ощупь были почти как бархат. Олив успокаивающе погладила края сомкнутых страниц. Книга, казалось, еще глубже зарылась в ее объятия.

– Р-р-р… АЙ! – взвизгнул Харви, взлетая в воздух прямо перед девочкой. Ладони Олдоса по-прежнему сдавливали его, словно тиски. Вздрогнув, Олив вспомнила, что надо сделать. Но она не могла вынести мысли о том, чтобы отпустить книгу. Ей не хотелось отрываться от нее даже на секунду. Наконец Олив кое-как отлепила одну руку и успела подвинуть открытый альбом на место, и тут же снова крепко стиснула кожаную обложку. Она почти боялась отвести от нее взгляд из-за странной уверенности, что том каким-то сумеет образом исчезнуть из ее объятий.

– Руки прочь, негодяй! – крикнул Харви, корчась и выкручиваясь из стискивающих его пальцев. – Иначе почувствуешь на себе гнев величайшего фехтовальщика Англии!

Олив не слушала. Пока кот метался по столу, изрыгая потоки оскорблений елизаветинской эпохи (среди прочего ей послышалось что-то вроде «обтрепыш!» и «испитая харя!»), она гладила края обложки, пробегала пальцами по корешку, почти такому же мягкому на ощупь, как кожа живого существа. Ей хотелось только одного – никогда не выпускать книгу из рук.

Харви издал испуганный, задушенный визг. Одна из рук добралась до его горла и принялась неумолимо сжимать.

– Ваше величество… – прохрипел кот.

Вздохнув, Олив с неохотой оторвала взгляд от толстого тома, крепко придерживая его локтем. Тот прильнул к ее боку, будто магнит.

– Не шевелись, Харви! – приказала она. Но кот был слишком напуган, чтобы послушаться. Он пинался, царапался и пытался вдохнуть воздуха. Олив пришлось вслепую схватиться за одну из рук и сжать холодную нарисованную плоть в кулаке. По ощущениям она была похожа на пакет с холодным желе, но внутри будто бы ощущались кости. Девочка не отпускала ее, и рука, извиваясь, принялась ощупью переплетать свои пальцы с пальцами Олив. Подавив крик, девочка тряхнула ладонью, и рука отлетела, смачно стукнувшись о стену. Оказавшись на полу, она перевернулась и поспешила обратно к ножке стола, шустро двигая выпуклыми суставами.

Харви лежал навзничь на столешнице, слабо подергивая лапами в воздухе.

– Руби, дружище, руби! – прохрипел он.

Зажав дневник с заклинаниями под мышкой так, чтобы обе руки были свободны, Олив отцепила вторую нарисованную конечность от шеи Харви и швырнула на альбом. Та замерла, потом пробежала пальцами по истертым страницам. Левая рука, которая уже взобралась на стол, принялась ощупывать альбом с другой стороны.

Девочка снова сосредоточила внимание на дневнике. Тот надежно устроился у нее под рукой. Корешок мягко мерцал, словно шелковый.

– Вылезаем, Харви, – скомандовала Олив.

Кот тряхнул головой, чтобы прийти в себя, подождал, пока девочка возьмет его за хвост, и, шатаясь, выкарабкался из картины обратно на чердак.

Оказавшись в безопасности, она обернулась и взглянула на мольберт. Обе длинные костлявые ладони стиснули открытый альбом и замерли в точно такой же позе, как раньше. Олив крепко прижала массивный том к груди. Сердце колотило прямо в обложку, будто кулак – в дверь.

– Ладно, сэр Уолтер, – прошептала она коту, который сидел тут же на полу, пытаясь отдышаться. – А теперь давай убираться отсюда.

11

От свечки, оставленной в углу чердака, остался крошечный огарок. Олив бросилась к нему, подняла и в дрожащем свете впервые как следует разглядела книгу заклинаний МакМартинов.

Его кожаная обложка истерлась до сочного янтарного цвета. Местами она собралась в складки, кое-где кожа была гладкой как стекло – наверное, там, где за сотни лет ее касалось множество рук. Тут и там мерцало старинное тиснение, будто тонкие нити, вшитые в кожу. Девочку охватил такой восторг, что она чуть не наступила на Харви, который ждал ее на верхней ступеньке лестницы.

– Эй, Олив, – сказал он, уворачиваясь, – пока мы не ушли, ты… ты не могла бы опять накрыть картину?

Олив оглянулась на незаконченное полотно. Глянцевые мазки краски блестели в свете свечи. Бестелесные руки Олдоса замерли, вцепившись в альбом. Она поспешила опустить пыльную ткань на место. Картина скрылась из виду, словно сцена за закрытым занавесом.

Пока они спускались вниз по лестнице и вылезали из нарисованной арки, кот не проронил ни слова. Он молчал и в розовой комнате, и в коридоре, и в ванной, куда Олив заглянула оставить догорающую свечу, чтобы, освободив вторую руку, крепко прижать книгу к себе.

Даже тогда, когда они вернулись в ее спальню, Харви ничего не сказал. В дверях он издал странный тихий звук, словно пытаясь прочистить горло, а потом бросился прочь по коридору, но Олив настолько углубилась в себя, что даже не заметила этого. Книга заклинаний МакМартинов была у нее в руках. Все остальные мысли просто упорхнули, словно клочки пуха от включенного вентилятора.

Она залезла в постель, включила крошечную лампу для чтения и устроила фолиант на коленях. Тот был таким тяжелым и едва ли не шире самой Олив, но на коленях устроился идеально. Горацио и Леопольд никогда так не делали. Харви больше чем сворачиваться клубком на коленях, нравилось сражаться с почтовым ящиком, хотя в этом случае он легко мог получить небольшое сотрясение мозга.

Девочка нежно погладила истертый кожаный переплет, и он словно замерцал под пальцами. Блестящие линии, врезанные в кожу, прямо на глазах обрели знакомые очертания – символ, истертый и так обильно украшенный завитками, изгибами и облетающей позолотой, что она только сейчас его разобрала. Это была буква «М».

Пальцы ног под простыней зашевелились от радостного волнения. Олив чувствовала себя так, словно настал ее День рождения и предстояло развернуть кучу подарков, только предвкушение было еще в сто раз сильнее. Этот подарок не окажется ни колючим свитером, ни мудреным калькулятором, от которого мозги сворачиваются в трубочку, ни математической игрой с названием вроде «Арифметика веселья!».

Она сделала глубокий вдох, растягивая удовольствие. А потом перевернула обложку и раскрыла дневник.

На первой желтой странице красовался рисунок высокого, почти без листьев дерева, выполненный темно-синими чернилами. Ствол, толстый и кривой, превращался в путаницу веток и сучьев, соединенных между собой, извивающихся и переходящих одни в другие. Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть, но на каждой ветке Олив разобрала имена, написанные крошечными остроконечными буквами. Большинство из них она никогда раньше не видела: Атдар МакМартин, Ансли МакМартин, Айлиль МакМартин. Но в верхней части, в самом центре дерева, Олив нашла знакомое имя: Олдос МакМартин. Его ветка вела к имени Альберт МакМартин, и дальше к Аннабелль МакМартин. Ветка Аннабелль не вела никуда. Она исчезала меж синих листьев на самом верху страницы, превращаясь в линию настолько тонкую, что она казалась почти невидимой.