Книга Влюбиться в дьявола - Элизабет Хойт

— Моего дома, — проворчал Рено.

Она уже более получаса несла какую-то околесицу, не выказывая ни малейших признаков усталости.

— Вы невыносимы, — сквозь стиснутые зубы прошипела она.

— Нет, я прав, — ответил он. — А вы просто слепы и не хотите видеть, что ваш дядя, возможно, вовсе не такой замечательный, каким он вам кажется.

— Я… — воскликнула Беатриса, по ее горячему тону можно было понять, что она не исчерпала всех доводов и готова привести их сколько угодно, отстаивая свою правоту.

Но Рено уже устал слушать. Откинув в сторону нож и точильный брусок, он резко встал. Стоя прямо перед ней и почти касаясь ее, он сказал:

— Хочу заметить, что если бы вы считали меня невыносимым, то никогда не поцеловали бы меня.

Она отпрянула назад, пронзив его яростным возмущенным взглядом.

Ее манящие сочные губы искривились, а затем она раздраженно выпалила:

— Это вы поцеловали меня!

Он шагнул к ней, она опять отступила на шаг назад. Он медленно наступал на нее, а она отступала, и так через всю комнату, но страха в ее потемневших от гнева глазах он не прочитал. Разве она не понимала, что он кричал там, лежа на земле возле кареты? Неужели у нее не возникло подозрение, что он сошел с ума?

Он склонился над ней, опуская голову все ниже, пока не коснулся губами локонов возле ее ушей, и жадно вдохнул цветочный запах, исходивший от ее волос.

— Наш поцелуй был взаимным, и не пытайтесь меня уверить в обратном.

Да, он прав. Ее теплые губы прильнули к его губам, пусть на секунду, прежде чем он бросился на выручку раненому слуге. Такой поцелуй нельзя не запомнить, это врезается в память надолго. Он нагнул голову и заглянул ей прямо в глаза. Они блестели и сверкали зелеными искрами.

— Я думала, что вы умираете.

Какая смешная отговорка! Глупая девчонка.

— Можете оправдываться как угодно, если вам хочется скрывать свои чувства, — пробормотал он, — но факт остается фактом. Вы поцеловали меня.

— Боже, насколько же вы самонадеянны и высокомерны! — прошептала она.

— Допустим, — еле слышно вымолвил он. От ее кожи исходил аромат — чистый, девичий, с еле уловимым запахом цветочного мыла. Давно он не чувствовал подобного запаха: индианки не пользовались мылом. Им овладело щемящее чувство чего-то давно забытого, пришедшего из далекого детства. Такой аромат исходил от кожи его матери, сестры, почти забытых девочек, с которыми он играл в мяч. От нее пахло его детством, старой Англией, и вдруг внезапная мучительная мысль поразила его, ему стало страшно и стыдно: перед ним стояла доверчивая, совершенно беззащитная и абсолютно чужая английская девушка.

Он давно покинул тот мир, в котором она жила.

— А вам понравился поцелуй?

— Если да, то, что в этом такого? — прошептала она. Он нежно провел губами по ее щеке и подбородку.

— Тогда мне жаль вас. Вам надо было закричать и опрометью бежать от меня. Ведь в ваших глазах я выгляжу настоящим чудовищем, не так ли?

Их взгляды встретились, в ее серых ясных глазах было бесстрашие.

— Вы совсем не чудовище.

Рено закрыл глаза, он не хотел видеть ее лица, ее чистоты, наивности, и пользоваться ее доверчивостью ему не хотелось.

— Вы совсем меня не знаете. Вы не знаете ровным счетом ничего о моем прошлом.

— В таком случае вам пора рассказать мне об этом. Что произошло с вами в колониях? Где вы были целых семь лет? — настойчиво расспрашивала она.

— Нет.

Опять на него смотрели карие глаза сквозь кровавую маску. Нет, слишком поздно.

Он торопливо отступил от нее, боясь, как бы она не заметила насмешливых чертиков, прыгающих в его глазах.

— Что вам мешает? — не отставала Беатриса. — Почему бы вам, не рассказать мне обо всем? Мне будет трудно понять вас и ваши действия до тех пор, пока вы не поделитесь тем, что мучает вас.

— Не смешите меня, — отрезал он. — Зачем вам знать, что накопилось в моей душе?

Она вскинула руки вверх и потрясла ими.

— Нет, вы невыносимы.

— Ну, вот мы и вернулись к тому, с чего начали, — вздохнул он.

Она с мрачным видом взглянула на него, топнула от раздражения ногой, ее глаза сердито сверкнули.

— Хорошо, оставим ваше прошлое. Но разве нельзя обсудить то, что случилось сегодня? Ведь вас хотели убить.

— Я не намерен это обсуждать. — Он отвернулся, сложил вместе нож, точильный брусок и кусок кожи для заточки и полировки стали. — Мне кажется, что случившееся нисколько вас не касается.

— Как это не касается? — вспылила Беатриса. — Я же была там и видела, в кого был направлен третий выстрел. Первые два выстрела могли быть случайными, но последний раз явно целились в вас.

— И опять я повторяю вам: не суйте нос в чужие дела. Рено положил точило и кусок кожи наверх, на комод, а нож привязал к поясу. Нож давно принадлежал ему, этим ножом он разделывал убитого оленя или медведя, а однажды, много лет назад, он заколол им одного человека. Нет, нож не был его другом, он не испытывал к нему привязанности, но он честно служил ему, и когда нож был при нем, Рено чувствовал себя почти в полной безопасности. Он не без любопытства взглянул на мисс Корнинг, которая стояла посередине спальни:

— Чего вы добиваетесь?

— Я волнуюсь за вас, — ответила она. — Пусть вы стараетесь держаться на расстоянии, но я все равно не могу подавить в себе желание помочь вам. Я единственный человек, который пытается вас убедить, что на вашу жизнь покушался вовсе не дядя Реджи. Ну, сами прикиньте, кто еще мог стрелять в вас?

— А кто это мог быть, по вашему мнению?

— Не знаю. — Она в недоумении развела руки. Рено бросил хмурый взгляд на крышку комода. На ней стоял кувшин с водой и таз — больше ничего. Обстановка поражала своей скромностью по сравнению с тем, что окружало его в далеком прошлом, в годы юности. Хотя по сравнению с убогостью жизни в вигваме, где он прожил несколько лет, эта обстановка была просто роскошной. Так что все познается в сравнении. У него голова пошла кругом от воспоминаний. Он даже утратил на миг чувство реальности и не понимал, где он находится. Опять злые духи внутри его издевались над ним, выкидывая свои злобные фортели.

Он покрутил головой, пытаясь прогнать дьявольское наваждение.

— Вейл уже целый год ищет, кто тогда предал нас. Найти, во что бы то ни стало предателя, стало его навязчивой идеей. Он считает, что у изменника мать была француженкой. Вам известно, что моя мать была француженкой?

— Пошел бы лорд Вейл на убийство, если бы считал вас предателем?

Рено вспомнил Вейла в их молодые годы — шутника, весельчака, балагура, но это не мешало ему быть и настоящим надежным другом. Тот Вейл остался в прошлом.