Книга Гром среди ясного неба - Диана Стаккарт

Отец жестом указал мне на скамью и сам сел рядом.

Я прислонилась к его плечу. Мне тотчас вспомнились слова Константина о его отце: что он-де отдал бы десяток лет жизни за то, чтобы хотя бы разок посидеть с ним рядом.

Твое желание исполнилось, подумала я и улыбнулась, представив себе, как два человека сидят где-то на небесах за столом и разговаривают о том, что произошло с тех пор, как они виделись в последний раз.

Отец, должно быть, услышал мой печальный вздох и нежно обнял меня за плечи.

— Твой друг Константин был замечательным юношей, — заметил он, — а также талантливым художником. Как жаль, что мне не представилась возможность лучше познакомиться с ним! Но я скажу тебе, что синьор Леонардо высоко отзывался о нем.

Отец помолчал, затем повернулся и посмотрел мне в глаза.

— Поверь мне, этот трагический случай глубоко опечалил твоего учителя. Но ты не беспокойся, Дельфина. Насколько я понимаю, сейчас он занимается тем, что в данный момент считает более всего нужным.

— Но ведь он не считает, что Константин предал его?

— Твой учитель — умный человек. Он не настолько наивен, чтобы полагать, что никто не способен устоять перед искушением. Для кого-то таким искушением могут стать деньги, для кого-то — более престижный пост.

Я было раскрыла рот, чтобы возразить ему. Заметив это, отец поспешил добавить:

— Нет, я не думаю, что твой учитель подозревает юношу в предательстве.

С этими словами отец встал и принялся расхаживать по тесной комнате, поглаживая аккуратно подстриженную бороду. Неожиданно меня поразило его внешнее сходство с Леонардо. Впрочем, смотри я на него более критическим взглядом, я нашла бы черты его лица скорее приятными, нежели красивыми, а осанку — скорее твердой, нежели благородной. Встань они рядом, их было бы трудно спутать, и все же между ними имелось некое неуловимое сходство, как между старшим и младшим братом, и Леонардо был привлекательнее, чем отец.

Пока эти пустые мысли мелькали в моей голове, отец перестал ходить и остановился, как будто принял какое-то решение. Когда же он заговорил, оказалось, что я не ошиблась в своем предположении.

— Сегодня я много размышлял по этому поводу, — задумчиво произнес он. — Боюсь, что своим изобретением синьор Леонардо неосторожно распахнул врата зла. Идея полетов человека над землей подобно птице противоестественна и противоречит здравому смыслу. Уверен, из этого не выйдет ничего хорошего. Если только ваш герцог получит в руки такую мощь, он самым жестоким образом обрушит ее и на врагов, и на друзей.

Немного помолчав, отец заговорил снова:

— Я, конечно, выполню мои обязательства перед твоим учителем и продолжу работу над летательной машиной. Но как только я завершу мою часть работы, я соберу свои инструменты и покину Милан, чтобы не быть свидетелем того, что произойдет в будущем. Думаю, что будет лучше, если ты уедешь вместе со мной.

Я вскочила на ноги и растерянно посмотрела на него.

— Отец, ты не можешь заставить меня бросить учебу! То, что случилось с Константином, это ужасно, но мастер непременно выяснит, кто его убил. Мне не нужно уезжать из Милана.

— Ты не понимаешь, дитя мое, — возразил отец, и лицо его приняло суровое выражение. — Мое решение никак не связано со смертью твоего несчастного друга. Синьор Леонардо сказал, что герцог намеревается использовать летательную машину в войне с соседями. Одна провинция падет за другой под натиском Моро и его новообретённой военной мощи. Так бывает всегда, потому что герцогства не могут не ссориться как дети. Боюсь, что на этот раз все будет по-другому, гораздо серьезнее.

— Я не понимаю тебя, отец. В чем же разница?

— Если Лодовико существенно укрепит свою мощь, то тем самым навлечет на Милан гнев Рима, — последовал ответ. — Флорентийские Медичи непременно поддержат папу, как и все другие герцоги, над которыми Лодовико Сфорца не имеет власти. Неминуемая война будет кровопролитной, и я не допущу, чтобы моя дочь осталась здесь, подвергая опасности свою жизнь.

В его голосе прозвучала такая решимость, что я не смогла ничего возразить. По правде говоря, я полагала, что отец прав, и что может произойти ужасное, если Лодовико действительно получит власть над небом. Но разве я смогу бросить в опасности Леонардо и моих товарищей подмастерьев?

Не желая вступать в спор, я отделалась кивком, а затем, чтобы сменить тему разговора, принялась рассказывать отцу о новых фресках, которые вскоре появятся на стенах капеллы семейства Сфорца. При этом я сознательно ничего не стала говорить о набросках мастера, на которых Спаситель был изображен в далеких восточных странах, парящим над толпой людей. Я знала, что мой набожный отец может посчитать их еретическими и по этой причине откажется сотрудничать с Леонардо и поспешит покинуть Милан прямо сейчас.

Спустя короткое время я поцеловала отца в щеку и отправилась обратно. Леонардо еще не вернулся, и я предположила, что он бродит где-то до рассвета, как то было в его привычках. Я же предпочитала ночным прогулкам спокойный сон в уютной постели. Под покровом ночной темноты — в очаге догорали последние искры — я неслышно проскользнула в мастерскую.

Стараясь ступать осторожно по лабиринту столов и скамеек, я вскоре добралась до бывшей кладовой, которая теперь служила спальней для учеников Леонардо. Она протянулась по всей длине мастерской, имела только один вход и скорее напоминала длинный коридор; по обеим сторонам этого узкого помещения имелся с десяток небольших ниш, в которых некогда хранились бочки и ящики. Теперь же в этих нишах стояли узкие койки и сундучки, в которых хранились личные вещи подмастерьев.

Хотя это и покажется странным, но место для хранения бочек и ящиков оказалось вполне подходящим, чтобы разместить здесь два десятка молодых людей. По правде говоря, наше жилье было едва ли не роскошным, по сравнению с теми условиями, в которых жили остальные обитатели замка. Для нас в мастерской оказалось достаточно места, и каждый даже получил некое подобие отдельной спальни, тогда как большая часть других подмастерьев и слуг спали по двое-трое на одной кровати. Это при условии, что у них имелась кровать, а не просто охапка соломы или брошенные на каменный пол одеяла.

Конечно, кровати наши торчали из ниш, оставляя лишь узкий проход между двумя рядами спальных мест, так что было легко ударить кого-то из спящих по ногам. И все же, нам казалось, будто у нас у всех есть отдельные опочивальни — великая роскошь для молодых людей нашего скромного общественного положения.

Более того, именно относительная уединенность наших спален позволяла мне уже много месяцев скрывать под мужским платьем свой истинный пол. Каждое утро перед рассветом я тайком надевала корсет, позволявший скрыть мои женственные округлости перед тем, как натянуть на себя тунику. Каждую ночь я совершала прямо противоположный ритуал, под покровом темноты снимая корсет. Вряд ли бы мне удалось так долго продолжать мой маскарад, если бы мне пришлось спать с кем-то вместе на одной кровати.