Книга Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

— Хм… Тут вообще нужно вводить дату рождения, знак гороскопа и остальное вроде того. А я не знаю, когда ты родился. Ладно… Когда тебя нашли?

— В ноябре, — сказал я.

— Точно, тринадцатого… Ладно. Пусть ты будто бы родился 13—го ноября…

Юра ввёл данные в компьютер.

— Так. Цвет глаз, — он наклонился и заглянул мне в лицо. — Чёрные… Волосы… Шатен. Возраст? А фиг с ним, пусть будет 28 лет.

Он, набрав необходимую комбинацию, сообщил мне:

— Ты, короче, типа Скорпион, рождённый в год Тигра, понял?

И запустил программу.

— Так… Про прошлое спрашивать?

Я кивнул.

— Так… Про прошлое… Настоящее твоё итак яснее ясного, и про будущее, да?

Я кивнул.

— Ага. Сейчас он всё посчитает, сопоставит и выдаст инфу… Минуту подожди.

Я сел и стал послушно ждать.

— Результат будет, мягко говоря, приблизительным… — сказал Юра.

Я промолчал.

— Хотя гадание, само по себе очень приблизительный процесс… Странное развлечение. Вроде как разгадывать кроссворд, зная что на последней странице все ответы напечатаны. Это я про то, что для дурака, которому гадалка по ушам ездит — все эти «бубновые интересы» и «казённые дома» — ребусы и кроссворды. Для опытной гадалки клиент — лох, которому она сейчас впарит полную чушь за бабосы. Тот случай, когда копеечная колода и две-три фразы, не имеющие никакого смысла, рождают деньги прямо из воздуха. Волшебство, мля! Политикам только учиться и учиться… Им для достижения цели нужно говорить полные смысла фразы. А тут наоборот: в той чепухе, которую ты намелешь, лохи сами найдут нужный им смысл.

Компьютер коротко пискнул.

— Кажется, готово…

Юра наклонился поближе к экрану, нажал несколько клавиш.

— Во! Сейчас будешь сам в шаманской лабуде разбираться. Смысл искать…

Зажужжал и мигнул зелёным глазком небольшой аппарат в углу комнаты — из него показался край белого листа, усеянный чёрными значками. Когда аппарат затих, Юра вытащил бумагу, пробежал глазами, хмыкнул и отдал мне:

— Я же говорил…

Шаманская цифровая Марьванна, перетасовав колоду и раскинув картишки, выдала мне: «Будет

Две смерти.

Одна уже была, о ней узнаешь после.

Текст/Весть/Письмо/недописано. Прочтёшь. Допишешь сам.

Путь неблизкий.

Искать будешь своё. Найдешь не только.

Хлопот много будет.

Сейчас__ /не было запроса/

Прошлое__ /нет данных/

Я ещё раз внимательно прочёл весь текст.

— Видишь, — Юра откинулся на спинку стула, — сказать, что о прошлом нет данных — легче всего. Типа: «Ой! Твоё прошлое заволокло туманом грехов! Но поступай, как сказали тебе (Юра хмыкнул) священные кроссворды, и всё будет зашибенно!» Понял?

Я молча смотрел в листок.

— А о будущем можно рассказывать сколько влезет. Кто вот знает, когда ты там…

Юра наклонился и заглянул в текст:

— Ну вот, хотя бы…

Он взял лист и монотонно пропел:

— «Искать будешь своё, найдёшь не только!»

Вернул бумагу мне:

— Ну! Понял?

— Кажется… — сказал я и сложил лист вчетверо. Потом сунул его в карман.

— Чай пить будем?

— Ага…

* * *

В этом году больничному комплексу исполнилось 25 лет. Четверть века назад здесь в авральном порядке вбивали сваи в промерзшую насквозь землю, заливали фундамент спеццементом, возводили стены при такой низкой температуре, что градации ртутных термометров просто не хватало. Говорят, лихо было. Весело… С матом и песнями, отмороженными конечностями и трупами. По-боевому. По-молодёжному…

На днях праздновали юбилей больницы.

Похожие друг на друга, одинаково усатые строители многоэтажного комплекса вспоминали свою молодость в обнимку с медсёстрами, пели «Здесь на краю заснеженной земли» и вели себя, несмотря на огромное количество водки в поллитровых запотевших ёмкостях, довольно прилично: драк, так обильно пополняющих наше травматологическое отделение, не было. В общем, двадцатипятилетие отпраздновали «как положено»…

Как сообщил мне Вадим Егорович, 25 лет — весьма серьёзный срок. Не в глобальном (это слово я понял), скорее, в личностном плане.

Все 25 лет истории существования комплекса, вместе с хирургией, терапией и травматологией, существует отдел, возглавляемый Вадимом Егоровичем… У этой структуры и названия своего нет. Так… Один из кабинетов в многодверном этаже, принадлежащем отделению «Интенсивной терапии»…

— Это чем-то похоже на «Стол находок», — говорит иногда Вадим Егорович, — так… Весьма относительно.

«Стол находок»… Когда человек попадает в «реанимацию», он перестаёт быть «человеком». Он — некий организм, имеющий форму человеческого тела. Две руки, две ноги, одна голова. По описанию совпадает…

Пациенты отделения «интенсивной терапии» — это в основном водители грузовиков, не разъехавшихся на межпромысловых трассах (из кабин их извлекают в виде фарша, с еле улавливаемым пульсом), бурильщики с оторванными конечностями, угоревшие в огнеупорных скафандрах спасатели, которые пытались совладать с вырывающейся из земли струёй пламени на аварийной скважине, и другие клиенты в том же роде. В кабинете Вадима Егоровича с добрую сотню небольших железных ящиков. Они занимают три стены помещения. Когда человек в бессознательном состоянии принимает в вены иглы капельниц и электроразряды, стимулирующие сердцебиение, его личные вещи — часы, блокноты, перстни, бумажники и тому подобное — отправляется в один из ящиков «Стола находок». Вадим Егорович запирает вещи на ключ и делает запись в журнале. Всё содержимое ящика вернут хозяину после того, как он придёт в себя. Или не вернут… Если владелец умрёт на столе, не придя в сознание. Иногда, пока где-нибудь на промысле добегут до телефона, пока туда долетит вертолёт «интенсивки», да ещё обратно. Успеют — не успеют…

— Лотерея, короче, — говорит Вадим Егорович.

Личные вещи умерших хранят до тех пор, пока их не заберут родственники, приехавшие за телом. Иногда у погибших нет никого. Их хоронит за свой счёт нефтегазохимический концерн, в котором они работали. В договоре о найме, говорят, на этот счёт особая графа есть.

Человека кладут в ящик и — в яму. Могилы обычно долбят летом — зимой это делать практически бесполезно. Да и летом, как говорят, немногим легче — после полуметрового слоя песка обычно начинают тупиться буры — вечная мерзлота. Подождут мужики, оттает чуть — и вперёд. Потом ещё подождут — опять оттает. Так тут и роют… Заранее. Штук тридцать ям. С запасом.