Книга Кража - Питер Кэри

Казалось бы, с Мясником покончено, а он купил 12 бутылок вина по 40 долларов и к утру раздулся вновь. Ему нужен был только костюм от АРМАНИ, и к вечеру, вернувшись домой со стулом под мышкой, я увидел, что он похож на вышибалу из стрип-бара. Я не стал спрашивать, много ли денег у нас осталось, но он тут же решил, что на ПРЕЗЕНТАЦИЮ мы пойдем вместе, и велел мне есть и пить все, что увижу на подносах, потому что финансы тают и отныне у нас не будет обедов. На поверку там имелись только сыр и маринованные огурчики, и я сообразил, что мне грозит СТРАШНЫЙ ЗАПОР, если так дело пойдет. После этого ему приспичило НАЛАДИТЬ СВЯЗИ, и он отвез меня обратно на Бэтхерст-стрит и запер ДЛЯ ВЕРНОСТИ, Господи Боже ж ты мой. Я бродил вверх-вниз по лестнице, а потом сидел под дверью на своем стуле. Раз кто-то пытался войти, но я успешно изобразил ЗЛУЮ СОБАКУ.

На следующее утро Батчер вернулся, и мы снова загрузили машину, он побрился наголо и мы опять поехали, точно ПАРНИ ИЗ «ЭЛЕКТРОЛЮКСА» предлагать свой товар. Костюм от Армани вонял, как пивная Восточного Мельбурна, но я не удивился, что ему понадобилось ПОДЗАПРАВИТЬСЯ, прежде чем снова явиться в галерею. Страшное унижение, день за днем, без ПЕРЕКУРА, ни минуты свободного времени пройтись по Джордж-стрит и поставить стул в тенечке рядом с шоссе Кахилл. В некоторых местах Мясника встречали поласковее, однажды нас даже в китайский ресторан сводили, но в большинстве своем молодежь НИ ХРЕНА не знала о Майкле Боуне, и на третий день он с утра был ПЬЯН КАК СВИНЬЯ и налетел на «ягуар», припаркованный в переулке позади галереи «Уоттерс». Как всегда, вину за собой он не признавал, и дважды давал задний ход и еще дважды врезался, а потом развернулся и помчался по тупику, натыкаясь на помойные ящики и на машины и оставив там решетку бампера, очевидную улику против себя.

Это было вечером в среду. Никаких презентаций не намечалось, так что он купил бутылку кларета «Макуильямс» за 8.95 и повел меня в Храм Харе Кришна в Дарлингхерсте, к ребятам, среди которых даже мой братец казался игроком «австралийских правил»[31]. Ни отбивной, ни стейка, ни приличной сосиски. Питаясь этой мерзкой иностранной едой, я думал, что сам свихнусь при виде того, что с нами сталось. Я решил взять свой стул и вернуться в Блат, и я бы так и поступил, кабы знал дорогу. Порой я очень жалею, что не сделал этого. Насколько лучше сложилась бы жизнь, если б я ничего не боялся.

13

Только решишь, что у придурка все налаживается, и снова беда — ссора, несчастный случай, афронт, грабеж, поджог, недоразумение из-за покинувшей аквариум рыбки. Новый город, другой квартал — уже проблема, вот почему я так обрадовался, обнаружив на Бэтхерст-стрит среди прочего наследия бальной школы Артура Мюррея кривой, забронзовевший, потертый и побитый стальной стульчик ценой баксов в двадцать, на нем и сидеть-то никто не сидел, прятали в трубках наркотик или становились ногами, чтобы сменить лампочку.

— Черт побери, стул! — воскликнул Хью. — Господи боже! — И его толстая квадратная задница тут же вступила во владение.

Мой брат вырос на стуле, всю свою жизнь с третьего класса провел, раскачиваясь взад-вперед на стуле перед лавкой, так что когда он поднялся и сложил свое сокровище, я не спрашивал его, что он собирается делать. Он был так счастлив, я сам поневоле рассмеялся.

От дома шла довольно широкая пешая дорожка, и хотя с ближней Джордж-стрит доносился шум толпы, здесь было достаточно спокойно для того, в чем нуждался Хью: сидеть себе тихо и смотреть, как жизнь течет мимо. Он устроился с чипсами под одной рукой и кока-колой под другой, и когда я повернулся к дому, он обратил ко мне рожу со сморщенным носом и раскосившимися глазами — верный признак то ли полного счастья, то ли намерения испортить воздух. Отлично, решил я, все в порядке. Где уж там — через полчаса я вышел посмотреть, а его уже след простыл.

Хотел бы я, чтобы с каждым разом становилось легче, но нет: пусть у него руки, что твои окорока, широченные плечи, сила дурачья, но каждый раз мне представляется, что он погиб, утонул, попал под машину, его затащили в свои трейлеры какие-то маньяки. А делать нечего, только ждать, и всю вторую половину дня я пытался выбить кредит, а сам носился вверх-вниз по лестнице как волосатая реинкарнация покойной матушки, ожидающей возвращения Черепа и Кости с футбольного матча в Джилонге. Всякий раз она уверялась в его смерти, оплакивала нас, сирот, а он являлся, пьяный в сосиску, и мы, мальчишки, тащили его в прихожую, шестнадцать стоунов мертвого веса.

— Давай, Мясник, будь умницей, сынок, сходи за меня к Китайцу! — У Китайца не видели, что творится с моей матушкой, чего им было не потакать отцу?

А теперь я ждал брата, и когда услышал, как он стучится в дверь, в глазах у меня засверкала ярость, как некогда в глазах матушки.

— Ах ты, блядина подлая, где таскался?

Ну, они со стулом вздумали прогуляться. Оно бы хорошо, одна беда — гулять-то он любил, но ключ я ему доверить не мог, а придурок свихнулся бы окончательно, если б не застал меня дома. Вот почему пришлось таскать его вместе с чертовым стулом по галереям, плевать, есть у меня проблемы пострашнее Хью. Во-первых, довольно скоро я понял, что не добьюсь выставки без двух главных моих работ, из которых первую украли копы, а вторую — Жан-Поль. Казалось бы, чего проще. Одолжить их. Но Жан-Поль отказывался помогать, потому что — послушать только! — утратил ко мне доверие.

— Я готов предоставить фотографию, — заявил он. — Если это поможет.

— Десять на восемь футов.

— Легче, друг мой, легче.

Вот хуила, думал я, это тебе легче, ебаный ворюга!

— Я предоставлю вам десять на восемь футов.

«Прэдоставлю», говорит он, его отец ведь не приехал из Антверпена на эмигрантском пароходишке по десять фунтов с человека, он не строил амбары для шерсти и не ел какаду на ужин. Откуда взялось это дерьмо — «прэдоставлю»? Старая леди Уилсон расплачивается со стригалями: «Прэдъявите шэрсть. Есть прэтэнзии?»

— И когда же вы прэдоставите мне мои десять на восемь футов? — спросил я Жан-Поля.

— Завтра, — прищурился он.

Я выждал день и позвонил в его контору и, разумеется, никто слыхом не слыхивал ни про какие десять на восемь, а что касается Жан-Поля, он пока что уехал в Аделаиду выступать на конференции по хирургической ампутации имущества больных и престарелых.

Трижды я обращался в полицию, четырежды звонил по телефону, указанному на визитке детектива Амберстрита, но тот, как настоящий сиднейский коп, не отзванивал. К черту все — я забросил стул Хью в багажник, и мы поехали к паршивому бомбоубежищу, которое полиция возвела себе в Дарлингхерсте. Стоял уже конец марта, но все еще было очень жарко, и я заранее прикупил чипсов и кока-колу, чтобы поставить стул в тенечке возле Оксфордского спортзала через дорогу.