Книга Джек Мэггс - Питер Кэри

За ужином Мэггс сел на тот стул в кухне, с которого лучше всего была видна улица, и не отрывал от нее глаз. Он выпил свою пинту пива еще до того, как произнесли молитву перед ужином. Игнорируя вопросы миссис Хавстерс о тайных экспериментах мистера Отса, он буквально проглотил свой кусок охотничьего пирога, отказался от хлебного пудинга с маслом и, не дождавшись разрешения, не извинившись, первым покинул кухню и поднялся по мрачной лестнице к себе, оставив притихших слуг слегка напуганными.

В своей комнате, закрыв дверь на засов, он сменил бриджи и белые чулки на одежду потеплее — ту, в которой прибыл сюда.

Накануне ночью он мало спал, его глаза с отяжелевшими веками глубоко запали, а волосы были полны лондонской сажи, но он даже не подумал припудрить их. Открыв плотно закрытое маленькое чердачное окно, он высунулся из него и осмотрел улицу. Пару раз тяжело вздохнув, он уже готов был вылезти на крышу, но почему-то остановился и пробыл в этой неудобной позе еще более часа, прислушиваясь к стуку колес и голосам, доносившимся с улицы.

Потом вдруг напряг свое громоздкое большое тело и наконец вылез на крышу.

Держась одной рукой за оконную раму, он стал нащупывать ногой надежную опору для перехода на крышу дома Генри Фиппса, но вдруг распластался на крыше, раскинув руки и ноги, похожий на паука, ибо сквозь шум колес экипажей услышал звук, более опасный и относившийся лично к нему:

— Тсс.

Не раздумывая, он пустился в обратный путь.

— Т-с-с-с.

Лишь когда рука Мэггса снова коснулась окна его каморки, он позволил себе обернуться и посмотреть назад. В третьем чердачном окне дома Перси Бакла ему почудилась чья-то еле различимая тень.

— Констебл?

Ответа не последовало, и Мэггс с ужасом увидел, как тень отделилась от окна и, соскользнув на крышу, стала ползти к нему.

Теперь он уже ясно видел волосы, одежду и лицо горничной.

— Уходите, ради Бога, — прошептал он.

Ответом был слабый вскрик, и тень скользнула вниз. Он наклонился, чтобы помочь ей, но глупая девчонка уже докатилась до водосточного желоба. Ее юбка вздулась шаром, руки беспомощно хлопали по скользкому шиферу, как ласты.

Джеку Мэггсу не пришлось спасать ее, но что-то все-таки спасло девчонку, каким-то чудом она осталась жива и невредима и снова ползла к нему.

— Убирайтесь отсюда, — зашипел он. — Марш домой.

— Господи, — прошептала она. — Эта крыша скользкая, как рождественский поросенок.

Он поспешил удержать ее за рукав, поскольку она сама не заботилась о своей безопасности. Наконец все-таки сообразила ухватиться рукой за его кушак.

— Что вы задумали? — спросила она. — Что делает ливрейный лакей, ползая ночью по крышам?

— Не ваше, черт побери, дело, Джуди.

— Меня зовут Мерси, мистер Мэггс, и вы это отлично знаете.

Она приблизила к нему свое лицо; вначале ему показалось, что она пьяна, но теперь он убедился, что у нее чистое дыхание, пахнущее сладким чаем.

— Уходите к себе.

— Я могу уйти, а могу и не уйти, — ответила она.

— Если вы не хотите, Джуди, чтобы случилось нечто плохое, вы уйдете, и как можно скорее. И забудьте, что видели меня здесь.

Его угроза заставила ее задуматься.

— Тогда разрешите мне уйти через ваше окно?

— Нет.

— До моего чертовски далеко. Я боюсь свалиться.

— О черт!

— Вы не очень-то любезны, вам не кажется?

— Я еще покажу вам свою любезность.

Он все же помог ей влезть в окно его каморки, влез сам и, выпроводив ее, запер дверь. Затем, чувствуя, как биение сердца отдается в ушах, снова выбрался на крышу. Не прошло и минуты, как он уже был в доме Генри Фиппса.

Теперь он успокоился окончательно. Осторожно спускаясь по лестнице, он прихватывал с собой одеяла из спален. В гостиной, бросив их на деревянную скамью-ларь, он выложил на светлый ореховый стол все содержимое своих карманов — стопку бумаги, бечевку, складной нож с костяной ручкой, толстые сальные свечи, длинное уже пожелтевшее гусиное перо и маленький аптечный пузырек, наполненный, как потом оказалось, какими-то особыми чернилами. Последней была вынута из кармана брюк миниатюра в серебряной рамке. Сначала он хотел положить ее на стол, но потом, раздумав, положил обратно.

Стол он подвинул ближе к окну, сняв обувь, взял одно из одеял и, взобравшись на стол, примерил его к окну поверх занавески. Далее он нарезал ножом бечеву, чтобы привязать одеяла к карнизам занавесок. Он работал быстро и аккуратно, а когда закончил, то все получилось так, как нужно.

Спустившись наконец на пол, он поставил стол на место и зажег свечи, которые сначала не разгорались, а потом, набрав силу, засияли ровным светом, отражаясь на всем, что имело позолоту и могло блестеть в этой красивой комнате: на стульях, зеркалах, портретных рамках и даже на гипсовой лепнине на потолке над его головой.

Вот так обустроился этот большой человек в незнакомой ему гостиной, похожей на драгоценную шкатулку. Он тщательно разложил на столе стопку бумаги, положил рядом гусиное перо, поставил перед собой синий аптечный пузырек с чернилами и уже собирался вынуть из него граненую пробку, как вдруг услышал наверху чьи-то шаги.

Тогда он мгновенно задул свечи, а сам остался стоять неподвижным в дымной темноте, чувствуя, как у него замерло сердце. Он знал, что в доме человек, который его ищет, знал, даже не видя его, — он пришел в дом, не предупредив. Но когда шаги послышались в холле, Мэггс кашлянул, чтобы вежливо предупредить о своем присутствии.

— Это я, — промолвил он, — Джек Мэггс.

— Я знаю, что это вы, — послышался голос Мерси. — Кто же еще может здесь быть?

Глава 19

Отец Мерси Ларкин был механиком на фабрике в Вудвэм Уаппинг, где изготовлялись соленья и маринады. Он хорошо зарабатывал. Мать Мерси летом плела кружева, а Мерси какое-то время посещала школу миссис Мак-Ферлейн и была прилежной ученицей, если не считать клякс и помарок в тетрадях.

Но в один ласковый майский вечер, когда тринадцатилетняя Мерси сидела на крыльце, вырезая «глазки» из картофелин, она увидела странную процессию, движущуюся по их узкой крутой улице. Люди шли по обе стороны деревянной повозки, запряженной парой резвых гнедых лошадей. Сопровождавшие повозку все время удерживали лошадей и кричали от страха, опасаясь, что они понесут. Сначала Мерси подумала, что это актеры театра, но когда они остановились перед ней, она, посмотрев на повозку, увидела на соломе бледное лицо своего отца. Его рука в окровавленных бинтах лежала на груди, они испачкали кровью синюю рабочую блузу. Никто не был виноват. Хорейс Ларкин любил шутить и балагурить, говорили о нем его товарищи; он сорвался и упал спиной на главный конвейер. Всего лишь перелом руки, но она безжизненно повисла, когда тот, кто утешал Мерси, поднял ее отца и переложил на кровать. Всего лишь перелом руки повлек за собой страшные перемены: быстрое начало гангрены и смерть. А потом — бедность и выселение из дома. В жаркий день 28 мая 1829 года толпы уже не было, лишь один товарищ отца по работе помог вдове и ее дочери переехать из их маленького коттеджа в Финсбери. Произошло это ранним утром, чтобы избежать свидетелей их позорного изгнания. Они сначала шли пешком по булыжной мостовой, а потом ехали, утопая в грязи, на двуколке в самый конец Феттер-лейн. Здесь Мерси и ее мать попробовали заняться изготовлением и продажей сливового пудинга с корицей.