Книга Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум - Светлана Борминская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А надо вам сказать, силушка Наташе досталась по наследству от ее прадеда, кузнеца Ильи Христофорыча Будкина, чрезвычайно известного в начале прошлого века в Таганроге силача. Говорят, Илья Христофорович даже поднимал паровоз на три сантиметра вверх и бережно опускал обратно на рельсы.
Наташа решила о своем таланте и таланте прадеда подробно не распространяться, а то были уже кое-какие неприятные для нее прецеденты... К тому же издатель был щупл и местами плюгав, и крайне горяч при этом, что можно было понять по сияющим в темноте, как угли, глазам...
– Где же я вас видел, Наташа? – отъезжая от ямы, бормотал Гиви Карлович, внезапно чертыхнувшись: – Покрышка... Черт!
На что Наташа, улыбнувшись, невесело произнесла:
– Я приносила роман в ваше издательство, Гиви Карлович. Неудачно, правда...
– Вы-ы-ы?.. – удивился Коркия. – А зачем?
– Сама не знаю, – вздохнула Наташа. – Направо, пожалуйста.
– А что за роман? – лихо свернул на улицу Цандера издатель Коркия.
– «Мачо для бодливой козы», – скромно пояснила Наташа.
– М-мачо... для кого-кого? – покосился на очень крупную авторшу издатель.
– Для козочки, ну то есть – козы, но очень-очень бодливой, – покраснела Наташа.
– Интересно, – изрек задумчиво главный редактор. – Значит, и козам хочется мачо?
– Ну да, – внезапно рассмеявшись, кивнула Наташа. – И козам, и овцам, всем мачо подавай!
– И что с этим делать? – Гиви Карлович как-то печально вздохнул.
– Там написано, что делать. Весь роман об этом!.. Так не взяли в вашем издательстве-то.
– Кто не взял? – строго спросил издатель. – Я хочу знать сию секунду.
– Рецензент Цугундер, – вспомнила обидчика Наташа, – сказал: так не бывает, идите прочь...
– Как не бывает? – Издатель серьезно смотрел на Наташу. – Я вам верю, вас как зовут, в смысле, полностью?
– Полностью я – Наталья Андреевна Тупицына, – потупилась Наташа, пряча в складках подола огромные руки с остатками ярко-красного маникюра.
– Значит так, Наталья Островская, завтра в 13.35 приносите роман прямо мне на стол. – Гиви Коркия остановился у дома, на который показала пальцем Наташа. – Ваш? Вопросы есть?
– А где ваш стол? – открыв дверцу, рассмеялась Наташа. – Ну, чтобы мне вас сразу найти... Я ведь приду. Завтра, это в смысле – сегодня?
– На пятом этаже, – улыбнулся всеми зубами, какими был богат, издатель. – Как меня зовут, вы, надеюсь, знаете? Мы опубликуем ваш роман, даже если там всего пять предложений с закорючкой, – едва слышно вздохнул он, пока Наташа вылезала. – Это мой подарок вам... Я вас лично пропущу в литературу, придержав дверь ногой! Лично сам.
– А можно я принесу ну хотя бы одну из пяти сказок, которые написала? – выпалила Наташа, заглядывая в раскрытую дверцу автомобиля.
– А что за сказки, не про кошек ли и собак?.. – проворчал Коркия. – Нас завалили ими на двадцать лет вперед, а мы уже год не печатаем лабуды. – Издатель характерным жестом провел рукой по шее. – Перешли на серьезные дамские романы.
– А про муравьев? – упавшим голосом спросила Наташа. – Очень смешная сказочка... А про кошек у меня детективы... ну там, где собаки-грабители...
– Да? – сморщился Гиви Карлович. – Собаки-грабители?!
– Да! – серьезно парировала Наташа.
– А не писать не можете? – вдруг спросил издатель, искоса глядя на Наташу.
– Не могу, так складываются обстоятельства. – Улыбка с Наташиного лица соскользнула куда-то вниз.
– А почему, объясните? – удивился Коркия. – Вот я могу и не писать, и не читать годами!..
– Писателями рождаются, иногда после долгой жизни, – не раздумывая, выдохнула Наташа.
– А сколько у вас, – пожевав губами, спросил Коркия, – законченных вещей?..
– Десять, – безмятежно ответила Наташа.
– А сколько не взяли?..
– Десять, – объяснила Наташа.
– Десять и десять?.. Двадцать! – внезапно довольно потер руки издатель. – Несите все, Наташа...
– Нет-нет, всего десять, Гиви Карлович, – уточнила Наташа. – Пять романов и пять сказок.
– Жаль. – Коркия растерянно вздохнул.
– Кого?..
– Что – не двадцать. – Коркия поморщился. – Наибольших успехов мы достигаем именно в рискованных предприятиях... Давайте, я вас провожу, Наташа. – Гиви Карлович внезапно вылез из машины и, прихрамывая, повел Наташу к подъезду...
Коркия едва доставал ей до сережки с бриллиантиком.
– Итак, завтра жду вас, и мы даже заплатим вам гонорар, Наташа, – сказал Гиви Карлович, открывая дверь подъезда перед ней. – Деньги небольшие, но вам пригодятся.
Гиви Коркия уехал. У дома на улице Цандера, кроме двух растрепанных ворон, пьющих чай из лужи, никого не было видно.
Наташа неторопливо поднялась на свой пятый этаж, думая про обещанные ей «небольшие деньги», и позвонила. Через пару минут на лестничную площадку выглянул заспанный Наташин супруг в семейных стрингах и ее халате с оборванными пуговицами.
– Наташа! – обрадовался он. – Ты жива? Я рад, что ты вернулась.
– Жива, – входя в прихожую, согласилась Наташа. – Мне нужно помыться.
– Помоешься потом, готовь завтрак, – по-отечески распорядился супруг. – Ты не похожа на себя, Наташа, – вдруг отметил он.
Наташа подошла к зеркалу. Из зеркала на нее смотрели два огромных сияющих глаза на чумазом румяном лице... Одежда на ней висела яркими лохмотьями!
– Незнакомка, – определила странную женщину в зеркале Наташа.
– Точно! – хмыкнул супруг. – Смотри, яичницу не пережарь, незнакомка!.. Вот моя мама, в отличие от тебя, тазами на стол накрывала, – привередливо добавил он.
Ангелы сидели на крыше храма и смотрели на ночную радугу над Москвой-рекой, по которой мирно плыли белоснежные пароходики, так им казалось. На самом-то деле – это были миражи...
– Верить в невозможное – удел людей, хотя, вы заметили, здесь никто не захотел стать президентом или царем, не то что в Мексике, – опершись спиной о кирпич печной трубы, меланхолично изрек Старый ангел.
– А исполнять невозможное – наш удел, – вздохнул ангел Z. – Мексика – это вам не Россия... Русские странные, вон даже банкир захотел стать клоуном.
– Все счастье роздали, пора и честь знать!.. – Ангелы, не сговариваясь, чихнули.
А над Москвой летели враждебные северные облака, похожие на клубы печали, и собирался дождь... Ангелы ежились, как продрогшие птички, прижимая крылья к телу.