Книга Продана - Вера Эфрон

– Выпусти меня! Выпусти меня, гад, ублюдок!

Мужчина ехал молча, на мои крики он никак не реагировал. Менее чем через полчаса мы были у дома Леандра. Машина въехала во двор, и ворота с грохотом захлопнулись. Я снова была в тюрьме.

Глава восьмая

Они били меня все втроем. Я теряла сознание, но они приводили меня в чувство, обливая холодной водой из ведра, и снова били. Все это происходило во дворе. Когда им надоедало пинать, двое из них брали меня под руки, а третий наподдавал изо всей силы в низ живота, это было самое страшное.

Я почти ничего не видела, потому что глаза превратились в щелки. Из носа шла кровь, губы были разбиты.

Нашлись и зрители. Татьяну и Эвелину заставили наблюдать за избиением.

Сначала они молчали, только вздыхали жалобно. Потом не выдержали, и я услышала сквозь пелену крик Татьяны:

– Хватит!

Но они продолжали бить, не обращая на крики девчонок никакого внимания.

– Хватит, кончайте, вы ее убьете!

– Одной проституткой меньше, всех-то делов, – сплюнул Леандр.

– Танька, может, поменяешься с ней? – предложил Марат.

– Зверь, – сказала Татьяна и замолчала. Да и что ей было говорить? «Бей меня вместо нее?» Я бы и сама заткнулась в такой ситуации. Люди трусливые. Мы дрожим над своей несчастной жизнью, мы боимся потерять ее. Этот страх сидит глубоко в нас и делает слабовольными. Мы не осмеливаемся встать на чью-то защиту, когда есть риск и самой стать жертвой. Инстинкт самосохранения сильнее всего. Теперь я это хорошо усвоила. А тогда меня не забили насмерть только благодаря заступничеству Эвелины. Меркантильному заступничеству.

– Кончайте! – попросила она. – Девчонка же работать не сможет.

– Она права, – согласился Леандр.

– Кончай, что ли, – поддержал его Радик. Марат саданул меня в последний раз и отер пот.

– Пошли, короче, попьем пивка, – предложил он. Оставив меня лежать на земле, они пошли в дом. Начало дождить. Сначала упало несколько капель, потом капли стали крупнее и чаще, и вскоре пошел настоящий дождь, ливень. Сверкали молнии, громыхал гром, вода лилась сплошным потоком. Но у меня не было сил подняться, я лежала и думала, что умираю. Мне хотелось умереть. Только смерть могла освободить меня от этого ада. Боль была настолько сильной, что я потеряла сознание.

– Эй, поосторожней, – спустя время долетели до меня голоса.

– Я и так осторожно.

Девчонки… узнала я. Они пришли забрать меня в ад, откуда я хотела сбежать.

– Оставьте меня в покое, – с трудом разлепив губы, простонала я.

– Наташ, мы тебя отнесем…

– Не надо, я не хочу.

– Не будешь же ты тут вечно лежать, – сказала Эвелина.

– Еще простудишься, – вставила Татьяна.

Ну и глупые! Я чуть Богу душу не отдала, а они – «простудишься»… Но я не могла им сопротивляться, тело не слушалось.

Девушки поволокли меня к бане и там уложили на матрас. Татьяна принесла полотенце и вытерла мне лицо и волосы. Каждое ее прикосновение отзывалось болью. Я стонала. Эвелина сняла с меня мокрые джинсы и футболку и накрыла пледом.

– Бедная… – Она осторожно провела рукой по моей щеке. Щеку сильно жгло.

– И зачем ты только ударилась в бега? – спросила Татьяна. – Мы же говорили, что тебя поймают и будут бить.

– Оставь ее, – нахмурилась Эвелина. – Тебя тоже лупили.

– Но не так, – возразила Татьяна.

– Почти так.

– Лин, а почему они тебя не бьют? – удивилась Татьяна.

– А я после первой же порки усвоила урок. Знаешь, не выношу боли.

– Да ну… – Нет, правда. Я на что угодно могу пойти, только бы избежать боли.

– Эк, удивила. Все так делают, – пожала плечами Татьяна.

– Видать, не все. Взять тебя, к примеру. В тебе есть что-то такое, что их сильно раздражает. Марат бьет тебя часто.

– Видно, из-за того, что я его ненавижу. Он это чувствует.

– Может быть… – задумчиво произнесла Эвелина. – Он знает, что ему тебя не сломить… Трахать – трахает, а удовольствия не получает.

– Однажды я стану свободной…

– Никогда, – прервала Татьяну Эвелина.

Я застонала. Что за будущее ожидает меня! Бесконечные избиения и насилие… Эти люди, они хуже зверей. Звери не бьют своих самок и… не насилуют их. Наоборот, самцы соревнуются с другими самцами, чтобы добиться расположения самки, олени например.

Моя вера в людей, даже сейчас, когда я выбралась из этого ада, так окончательно и не восстановилась. Неужели мы рождаемся исключительно для того, чтобы удовлетворять свою похоть? Самое обидное, то, каким способом удовлетворяется эта похоть, не имеет значения. Главное – получить кайф. Я постоянно размышляю над этой темой. Вопросы роем кружатся в моей бедной голове. Доктора говорят, что я на пути к выздоровлению. По их мнению, было бы хуже, если бы я оставалась ко всему равнодушной. Но эти вопросы… Они не дают мне спокойно жить. Они воскрешают в памяти все то, что я безуспешно пыталась загнать внутрь.

Я была проституткой, рабыней, которую мог поиметь кто угодно. Поиметь – значит словить кайф. И не только физический кайф, но и моральный, связанный с унижением другого человека. Но они ошибались, эти ублюдки, они не могли купить мою душу. Они делали с моим телом все, что им хотелось, но я во всем этом не участвовала. Я была мертвой. Возможно, это прозвучит странно, но единственным способом выжить было… прекратить жить. Нет, не накинуть на шею петлю, а прекратить чувствовать, прекратить реагировать на все эти мерзости. Но я поняла это не сразу. Когда я лежала в этой гадкой бане, я думала, что не выживу вообще.

– Может, дать ей попить? – услышала я голос Татьяны.

– По-моему, ей надо поесть, – сказала Эвелина.

– Нет, есть она не сможет.

– Налей ей немного водки… Водка поможет.

– Девочки, дайте мне воды… – произнесла я слабым голосом.

– О’кей, – кивнула Татьяна и пошла к холодильнику за водой. – Помоги подержать ей голову, – попросила она Эвелину, когда вернулась.

Я сделала глоток из стакана, но больше не смогла. Сразу заболели грудь и живот.

– Мне скоро уходить. Марат велел к клиенту пойти, – сказала Татьяна, обращаясь к Эвелине.

– Он повезет тебя в Вильнюс?

– Нет, я поеду к той сволочи, которая привезла Наташу. Вознаграждение.

– Ну и подлец!

– Согласна.

– И надо же уродиться таким мерзавцем!

– Говно настоящее. Жалко, что я проеду мимо денег...

Они замолчали.