Книга Братья должны умереть - Марина Серова

Пока Нина Васильевна, болтая без умолку обо всем, что ей приходило в голову, просматривала подписанные шефом бухгалтерские документы, я перебирала прессу. Газет было около десятка, Нина Васильевна, как потом выяснилось, не поленилась собрать все сегодняшние издания, которые сумела изъять на время у сотрудников.

— Кстати, Нина Васильевна, — перебила я ее трескотню, — было бы здорово сразу с директорской прессой разобраться, если уж есть такая возможность. А то все как-то руки не доходили. Вы мне поможете?

— Чем? — удивилась женщина.

— А я точно еще не знаю, что именно Ямской должен получать, — призналась я простодушно. — Вот эти две газеты ему точно приносят. А еще что, не знаете?

— Конечно, знаю. — Нине Васильевне польстила моя неожиданная доверчивость, и тут уж она расстаралась вовсю. — Мы же по безналичному оплачиваем, все платежки через мои руки проходят. Так, что тут у нас? Ага, директор «Комсомолку» еще выписывает, вот она.

Нина Васильевна протянула мне газету. Я устыдилась, что сегодня сразу не признала любимое некогда издание. Извиняло меня только то, что Шапочников, когда бегал по приемной в ожидании Ямского, а потом сидел у него в кабинете, держал газету свернутой таким образом, что названия разглядеть не смог бы даже самый глазастый. Различать же издания, подобно Шерлоку Холмсу, по одному только шрифту я пока не научилась. Зато, когда Шапочников засовывал газету в карман, название одной из статей я прочесть успела. Теперь эта статья была передо мной, называлась она: «Поколение выбирает…»

— Огромное спасибо, Нина Васильевна, — с жаром поблагодарила я. — К слову сказать, именно эту статью я и хотела прочесть.

Ничего интересного статья не содержала. Общий смысл ее сводился к тому, что в наше время скоростей, страстей и перемен сильные мира сего предпочитают делать ставку на молодых, заранее производят тщательный отбор из особо одаренных и преданных родине молодых людей, а затем взращивают их по своему образу и подобию. В конечном итоге и те, кто стоит у руля, хорошую команду помощников имеют, и народ доволен. Во всяком случае, для недовольства у народа видимых причин нет.

Далее приводился конкретный пример и прилагалась фотография: Евгений Андреевич Зверев, помощник президента, один из самых молодых в президентской команде, открытое лицо, волевой подбородок, в прошлом — спортсмен, активист, ныне — прекрасный, ответственный работник, подающий большие надежды. В общем, все, как при развитом социализме, только раньше в подобных случаях еще комсомольское прошлое учитывали. И стрижка у молодых выдвиженцев чуть подлиннее была.

Газетные фотографии, как правильно заметил Ямской, особым качеством не отличаются. Но не узнать этого человека было сложно. Выплыл он неизвестно откуда, до последнего времени лично я о нем знать не знала, но теперь он все чаще появлялся на телеэкране. Имя этого человека мне мало что говорило, но его лицо мелькало нередко — парня активно двигали вперед и «предъявляли» зрителям при любом удобном случае. Даже я его запомнила, хотя телевизор смотрела, за исключением дней, проведенных в Муроме, лишь время от времени. Значит, основная часть населения должна была не сегодня-завтра начать относиться к Звереву уже как к привычной фигуре.

Я просмотрела всю газету. Статей о политических, эстрадных, спортивных и иных знаменитостях оказалось очень много. И почти ко всем статьям прилагалась фотография, иногда две или даже три. Лица на фотографиях в большинстве своем мужские. И на кого-то из этих людей сильно смахивал неизвестный мне Веник. Нина Васильевна уже закончила со своими платежками и теперь тактично прохаживалась в сторонке, ожидая, пока я соблаговолю закончить чтение.

Прежде чем отдать ей газеты, опять вернулась к статье, которую просмотрела первой. Зверев вполне подходил на роль политического героя нашего времени — молодой, обаятельный, умный, целе-устремленный и с массой здоровых амбиций. Ямской и Шапочников говорили об «известном в стране» человеке. Вполне возможно, что именно о нем. Ведь газета была развернута на этой самой странице.

* * *

В адресный стол я все-таки зашла, как и обещала. Хотя смысла в этом визите уже не было, — не требуется особой проницательности, чтобы догадаться, какие сведения о гражданине Бесфамильном мне будут предоставлены. Однако я всегда рассуждаю так: раз уж установила с интересующим лицом контакт, надо постараться сохранить его на будущее, даже в том случае, если кажется, что необходимость в нем отпала. Пока я продолжала работать по муромскому делу, такой человек, как начальник городского адресного стола, мог понадобиться в любой момент. Поэтому, едва Ямской покинул администрацию рынка, я тоже начала собираться, предварительно заручившись, естественно, согласием дражайшего начальника. Уйти, правда, мне удалось не сразу.

Поглядывая на часы, я с любопытством прослушала телефонный разговор Ямского с его очередной пассией. При этом никакого смущения, связанного с несанкционированным вторжением в сугубо личную жизнь этих двух людей, я не испытывала — мне надо было знать точные планы Ямского на вечер. О месте, времени и продолжительности свидания «голубки» договорились только перед тем как распрощаться, поэтому мне поневоле пришлось прослушать весь разговор от начала и до конца.

А с любопытством я его слушала потому, что «голубки» с трогательной лаской обращались друг к другу так: «зайчик», «рыбка», «птичка», «котик», «козочка». Упоминались и прочие милые зверюшки. Складывалось впечатление, что мой шеф и его пассия устроили своего рода состязание: кто придумает нежных прозвищ больше и пикантнее, но произносят их, заглядывая в лежащий перед каждым листок с заранее подобранными словами. Перечислялись исключительно представители фауны: животные, рыбы, птицы и даже пресмыкающиеся. Прямо зоосад какой-то. И никаких тебе банальных «милых», «дорогих», «любимых», «единственных». Исключительно звериная тематика. От нечего делать я принялась было считать названных представителей фауны, но на «лягушонке», который последовал в ответ на «хомячка», споткнулась, живо представив, как общение этих двоих должно было бы выглядеть в натуре.

Наконец Ямской, мое отношение к которому за последние несколько минут значительно изменилось — я поневоле начала воспринимать его как «младшего брата по разуму», — несколько виновато сообщил:

— Мышонок, только я сегодня ненадолго. В восемь у меня важная встреча. Зато через полчасика я уже буду у тебя. Сейчас кладу трубку и сразу же выезжаю.

А я уже начала опасаться, что, увлекшись зоологией, шеф начисто забудет про Шапочникова, который вечером намеревался его посетить. Но дружба перевесила.

Удостоверившись, что «мелкий грызун» хотя и дуется, но переубедить своего двуногого друга не пытается, я с облегчением сдернула наушник и, подождав пару минут, вошла в кабинет. Шеф как раз отнял трубку от уха. Водрузив ее на рычаг, он поднял на меня слегка очумелые глаза и вопросительно помычал.

— Владимир Семенович, — я разглядывала Ямского с любопытством, прикидывая, как бы ему пошел хвост, рога и прочие анатомические особенности только что названных многочисленных представителей животного мира, — вы не возражаете, если я ненадолго отлучусь? По личным делам.