Книга Пожизненный найм - Катерина Кюне

– Коша! – позвал он, входя в кабинет жены. – «Мираксу» мы отказывать не будем.

– Гарик, ты ума сошел! Как мы успеем?!

– Ещё как успеем! Мы не будем работать в «Танит».

– Что за идеи, не понимаю? Почему?

– Потому.

ГЛАВА 4

Прошла неделя и Лия начала скучать по Андрею. В детстве она очень любила вместе с мамой смотреть сентиментальные фильмы про любовь. Там разлученные влюбленные не ели, не пили, не спали, бесцельно бродили по городу и часами пялились в окна. Лия ещё тогда не могла понять – откуда они брали столько времени на страдания? А став немного старше, Лия окончательно убедилась, что все плаксивые фильмы, сделанные из старой, приторно пахнущей губной помады и сладкого клубничного сиропа, равно как и книги, написанные на узорной надушенной бумаге, все они рассказывают о любви форменных бездельников. И если в восемнадцатом веке, когда аристократки и впрямь лезли на стены от скуки, эти герои чему-то соответствовали, то зачем показывать их сегодня – непонятно. Где режиссеры и сценаристы берут таких влюбленных в современном мире, и с какой целью они так нагло врут? Ведь каждому мало-мальски психически здоровому человеку понятно, что от любви, конечно, не спят ночами, но это следствие расстроенных нервов, и если такое происходит, нужно как можно быстрее начинать принимать успокоительное и снотворное, а лучше обратиться к специалисту. А что до пропажи аппетита, то, если бы это было так, это был бы отличный рецепт похудания для миллионов девиц. Небольшая влюбленность, и без всяких спортзалов и таблеток вы сбросите от трех до пяти килограммов. Каково, а?

В общем, Лия разработала свою собственную программу любовных страданий. Как только она почувствовала, что начинает скучать по Андрею, она отказалась ехать в гости к подруге, поставила грустную музыку и когда в комнату зашли сумерки и принялись расхаживать по углам, она не стала включать света. Серые вечерние тени расселись у стен, а Лия забралась на качели. Она толкала носками потемневшую воду, и, пока можно было разглядеть, следила, как испуганно танцует на дне черный укроп. Потом в соседнем доме одно за другим стали лопаться окна, и их желтый свет выливался прямо в Лиино море и дрожал на поверхности. Лия размешивала свет и воду пальцами ног и дружески улыбалась тоскливым серым теням, сгорбившимся под подоконником. Это был удивительный вечер! Выглянула луна и Лия помахала ей рукой, как старой подружке. Она уже мысленно скользила над ночным городом, схватившись за лунные лучи как за длинные лианы. Она раскачивалась над крышами и парками и её ночные гости – грустные тени, испуганно жмурились, опасаясь, что она сорвется. Но она держалась крепко и прекрасно справлялась с управлением, да-да-да. К тому же Лия была уверена, что, даже разжав пальцы, она не упадет, а легко и плавно, как газовый платок, соскользнувший с плеч путешественницы на воздушном шаре, вальсируя в воздухе, опустится на влажную траву.

Когда окончательно стемнело, и летать над городом Лие наскучило, она достала из шкафа коробку со светящимися шариками – домашними светлячками, как она их называла – и стала по одному аккуратно опускать их в аквариум. Шарики медленно опускались на дно и оттуда загадочно мерцали, заставляя множество мелких отсветов метаться по потолку.

Потом она сделала себе розовую ванну с лепестками, запустила в неё несколько светлячков и долго лежала в душистом полумраке. Ей захотелось сходить в какой-нибудь старый кинотеатр, и она позвонила подруге. Подруга, конечно, согласилась – она была уверена, что Лия страдает и поэтому необходимо ей во всем поддакивать. Лия специально выбрала старый сентиментальный фильм, купила мороженое. А когда она уже с влажными глазами выходила из зала, и подруга кидала на неё встревоженные взгляды, ей подумалось, что это был один из самых лучших вечеров за несколько последних месяцев. Лия улыбнулась этой мысли про себя и ничего не сказала подруге.

А утром Лие позвонил Андрей.

Конечно, она много раз обдумывала, что скажет ему, когда он позвонит. Варианты, приходящие в голову в первую очередь, отметались сразу, поскольку звучали как жалобы истерички, но чем дальше, тем более бесстрастные и ледяные речи прокручивала Лия у себя в уме.

Голос и тон Андрея в трубке были настолько неожиданными, что намеченные ответные речи никак к ним не подходили. Всегда отстраненный, волевой, держащий себя в руках, он говорил взволнованным, почти дрожащим голосом.

Он сказал, что на протяжении этой недели много думал о Лие. Что он всё испортил. Что он был неправ, и хочет извиниться. Что, наконец, то необъяснимое раздражение, которое охватило его, когда он попал в Лиину квартиру, было ревностью. Ревностью к вещам. Да, это странно звучит. Но ему показалось, что это не ему показывают квартиру, а его показывают ей. Что его приход – это просто повод для очередной экскурсии, проводить которые так приятно. А сам по себе он не очень-то и нужен, не очень-то и важен. И его ущемленное чувство собственной важности стало взбунтовалось и вышло из-под контроля. Конечно, когда он успокоился, он понял, что причин для ревности не было, что всё это ему только показалось, понял, какой он кретин… И что если бы она позволила ему исправить ошибку… Если бы она только позволила… И Лия, конечно, позволила, как не позволить?

* * *

Побывала моя мать и в рядах праноедов. Я не знаю, откуда взялось это странное поветрие, какими бореями или муссонами его надуло. Праноеды были уверены, что человеку, для того чтобы жить, совершенно не обязательно поглощать белки, жиры и прочую грубую материю. Конечно, для того чтобы перейти на пережевывание тонких энергий, человек должен быть духовно развит. Жизнь такого субъекта в разы упрощалась: ему не нужно было знать, где в его городе расположены супермаркеты, лавочки со свежей выпечкой, кафе, рестораны и фастфуды. Единственное, что ему было нужно – это доза мифической праны, невидимой жизненной энергии. А прелесть этой праны в том, что она, по легенде, есть повсюду, в том числе растворена в воздухе и солнечном свете. То есть она бесплатна и общедоступна. Думаю, когда праноеды договаривались поесть вместе, они собирались, садились на солнышке или просто вокруг пустого стола, улыбались друг другу и иногда перекидывались фразами вроде: «Как прана-то сегодня хороша», «Ох, а у меня такой аппетит разгорелся», «А знаете, мне один знакомый говорил, что надо в места силы ездить подзаряжаться. Там, вроде как, прана понаваристее – концентрация больше».

Разумеется, такие светские застольные беседы были возможны только между начинающими адептами. Потому что более продвинутые заметно худели, становились все квелее, так что сил на поддержание веселой и непринужденной беседы у них уже попросту не оставалось. Некоторые, особо упорные праноеды, вопреки настойчивым мольбам их несчастных измученных тел, не обращая внимания на сотни сигналов бедствия и просьб о помощи, которые их организмы им посылали, в конце концов, доводили себя до голодной смерти. Мне кажется, это было что-то вроде спонтанной голодовки против разума и накопленных человечеством знаний. Они умирали, едва ли осознавая, что участвуют в этой голодовке, но своими смертями, своим личным примером доказывали, что если какой-то отдельный человек и разумен, то в высшей степени глупо распространять это на всё человечество.