Книга Черный мел - Кристофер Дж. Эйтс

— Джек, почему ты зовешь ее Дэ? — спросил Чад. — Она что, увлекается китайской философией? Даосизмом?

Джек разложил на книге все составляющие для изготовления самокруток и ответил:

— Она сочиняет стихи. Ну да, я знаю, здесь многие считают себя поэтами. Но с Дэ дело другое. У Дэ Аддисон особая миссия… По ее словам, когда она напишет пятьсот стихотворений, — слушайте дальше, вам понравится, — так вот, как только она допишет последнюю строчку пятисотого стиха, — Джек взволнованно задрыгал ногами, — она покончит с собой.

Марк выпустил дым с угрожающей скоростью и выпалил:

— Вот черт! Нет, такую нам не надо… Кстати, — продолжил он уже спокойнее, — если вы поймаете меня на том, что я пишу пятьсот стихов, позволяю вам меня расстрелять.

Эмилия вздохнула и сказала:

— Все неправда. Какие же вы иногда бываете зануды!

— Это правда, на сто процентов, — возразил Джек, хлопая себя ладонями по бедрам. — Нам обо всем рассказал Рори, а он посещает с ней один семинар по «Беовульфу». Как-то он зашел к ней за какими-то примечаниями к занятиям, увидел — она пишет стихи. Он и поинтересовался, чем она занимается.

— С какой стати нам верить Рори? — спросил Джолион.

— Такое не выдумаешь, — ответил Джек и подался вперед. — Это еще не самое страшное! Она пишет стихи красными чернилами в огромной толстой книге, и у нее есть большая книга с пергаментными страницами. А каждый стих нумерует римскими цифрами. Вот почему Рори прозвал ее Дэ. Если помните, этой буквой в латыни обозначается число пятьсот. А может быть, она и выбрала такое число, потому что оно начинается с буквы «Д»? Как в слове «дурь». Говорю вам, крышу у нее давно совсем снесло.

Джолион написал на листе «Дэ/Хэвишем» и задумчиво спросил:

— Интересно, какой по счету стих она пишет сейчас?

— Я точно не знаю. Но Рори уверял, что он заметил несколько букв «С», по крайней мере три. Кто знает, с какой скоростью она сочиняет свои вирши? Ну разве не замечательно, что в нашем колледже появится еще одна самоубийца?

Эмилия нанесла удар так быстро, что Джек не успел отскочить. Она заехала ему подошвой в то же место, что и в прошлый раз, только вдвое сильнее.

— Джек, просто ужас, что ты говоришь! — Она подскочила к нему и замахнулась, собираясь влепить ему пощечину, но Джек проворно упрыгал в угол на здоровой ноге. — Как можно думать о таком? Да еще произносить вслух?

Джек спустил носок и показал всем свою голень.

— Ничего себе! Завтра будет багровый кровоподтек, — сказал он. — Посмотри, что ты со мной сделала!

— Что значит «еще одна самоубийца»? — спросил Марк.

— А ты вспомни происшедшее лет пять назад, — ответил Джек.

Марк недоуменно пожал плечами.

— Господи, Марк, ты что, газет не читаешь, телевизор не смотришь? Ну и невежда же ты!

Марк поморщился:

— Извини, наверное, для газет и телевизора я слишком занят: пытаюсь понять скрытый механизм жизни, лежащий в основе Вселенной.

— Ну прости, Эйнштейн, — ответил Джек. — Пять лет назад та история наделала настоящую сенсацию. Студентка Оксфорда кончает жизнь самоубийством из-за плохой оценки на экзамене. Неужели в элитных университетах такая жесткая обстановка? Виноваты ли наркотики в смерти симпатичной умницы Кристины Балфур? Или нет? Она специализировалась на античной филологии, провалила первый публичный экзамен на степень бакалавра, не справилась с напряжением и прыгнула с башни.

Марк опять пожал плечами и затянулся, а Джек продолжил:

— Мы собираемся впустить в свой круг психически неустойчивую девицу, которая вот-вот вскроет себе вены, и если нам удастся помочь ей живой сдать первые экзамены, то удостоимся высших баллов за человеколюбие.

Эмилия вскочила на ноги.

— Эмилия, Эмилия! — воскликнул Джолион. — Перестань! Мы все знаем, какой Джек бывает мерзкий и противный. Но если ты будешь постоянно применять к нему методы физического воздействия, ты так поддержишь его, он больше всего жаждет внимания. И еще есть реальная опасность, что когда-нибудь он по ошибке примет это за влечение.

Эмилия села, скрестила руки на груди и поморщилась, как будто съела лимон.

— Ну вот, Эм, — продолжал Джолион, — ты живешь по соседству с Дэ, наверное, ты успела лучше ее узнать, тебе стало известно не только об ее пристрастии к свадебным платьям. Так, теперь важный вопрос. Ее родители богаты?

— Нет, — ответила Эмилия. — Точнее, она понятия не имеет, богаты ли они были. Ее мама умерла, когда ей было три с чем-то года, а кто ее отец — неизвестно. Тогда ее забрали в приют. В подростковом возрасте она жила поочередно в нескольких приемных семьях, но ни в одной ее не могли выносить дольше года. Так что ты, Джек Томсон без «п», вполне заслуживаешь пинка!

— Ладно, ладно! — буркнул Джек. — Значит, она — сиротка Энни. Простите великодушно. Я не знал.

— Дамы и господа! — сказал Джолион. — По-моему, мы нашли шестого! — Он помахал своей бумажкой, как флагом, положил ее на колени и подчеркнул «Дэ/Хэвишем», после короткого раздумья подчеркнул имя еще раз.

XIX(i).На улице свежо, голова моя немного успокоилась. Перечитывая уже написанное, я вспоминаю некоторые происшествия последних дней. Правда, остается несколько черных дыр. Читая строки, я не могу вспомнить, как писал их. Нахожу напоминание для себя и сразу вспоминаю его смысл. Кладу спичку в кофейную чашку, а кофейную чашку ставлю на тарелку для завтрака. Да, завтрак на свежем воздухе.

Кстати, я придумал еще кое-что…

Не забыть поставить кроссовки на кровать. А когда наткнусь на них перед сном, надо найти им место в повседневности. Может, под второй тарелкой? Ежедневные послеобеденные прогулки пойдут мне на пользу. Распорядок жизненно необходим.

XIX(ii).Я помню: отныне мое главное лекарство — внешний мир. После обеда заканчиваю необходимые дела, надеваю кроссовки и подхожу к двери. Дверь рядом с окном во двор. Делаю несколько глубоких вдохов и одновременно смотрю из своего окна на окна других квартир. Вижу человека, который машет пультом от телевизора, как волшебной палочкой, женщину, которая с вилки кормит своего жирного рыжего кота, вижу внизу темный двор, металлические трубы, проволочную сетку. И вдруг мое внимание кое-что привлекает. Я смотрю на крышу дома напротив с низкой оградкой из белого штакетника. На крыше разбит садик: в больших синих кадках растут чахлые деревца, рядом стоят терракотовые поддоны с цветами, столы и стулья. Я вспоминаю Блэр и наш с ней садик на крыше в Верхнем Ист-Сайде. Как мы прохладными вечерами пили розовое вино с соседями. Жизнь, замусоренная поверхностными радостями. Все это я потерял.

XIX(iii).Я спускаюсь на улицу, поворачиваю налево и вскоре дохожу до тенистого парка. Сажусь на скамью у входа, наискосок от каменных шахматных столов, сгрудившихся в углу, как грибы на лесной поляне. Игра ведется только за двумя столами, но все места за остальными тоже заняты. При наблюдении за игрой у меня появляется прежний зуд. Встаю со скамейки и бреду по парку. Тропинки извилистые и тенистые. Прохожу мимо собачьей площадки, мелкие собачки тявкают и возятся в грязи. Крупные собаки бегают кругами, взметая комья земли.