Книга Найти Элизабет - Эмма Хили

Мы встаем и поем, садимся и молимся. Я совершенно забыла, насколько утомительны могут быть церковные службы. Я не в силах соблюдать все ритуалы и вскоре перестаю понимать, где нахожусь. Так что я лишь делаю вид, будто повторяю все за другими прихожанами. Заметив, что во время проповеди я шевелю губами, викарий удивленно смотрит в мою сторону.

Наконец наступает время для чая. В дальнем конце церкви стоит внушительного размера металлическая емкость на тележке и много зеленых чашек. Их слишком много для такого небольшого количества людей.

Незнакомая мне женщина в стеганой жилетке того же цвета, что и чашки, подходит ко мне с жестяной коробкой печенья.

– Мы не видели вас раньше, – говорит она.

– Не видели, – соглашаюсь я и тут же прихожу в смятение. Я не знаю, где я. И что делаю здесь. Я переминаюсь с ноги на ногу. Затем беру два печенья и осторожно кладу на блюдце.

– Вы местная? Или приезжая? – спрашивает она.

– Я не знаю, – отвечаю я, чувствуя себя глупо. – То есть я хотела бы знать, где мы находимся.

Женщина улыбается. Это добрая улыбка, но полная смущения.

– Это церковь Святого Андрея.

Название ничего мне не говорит. Мне не хочется задавать новых вопросов.

– Наверное, вы регулярно ходите в другую церковь? – высказывает предположение незнакомка. – В паре улиц отсюда есть еще одна церковь.

Я отрицательно качаю головой. Я не забыла свою религию. Я знаю, что не принадлежу ни к методистской, ни к баптистской церкви. Можно даже сказать, что я не христианка.

– Извините, – говорю я. – У меня плохо с памятью.

Женщина смотрит на меня так, будто такого описания для нее не вполне достаточно, однако кивает и делает глоток чая, прежде чем представить меня викарию. К счастью, я научилась постоянно мысленно повторять свое имя.

– Как вы поживаете? – спрашивает викарий, пожимая мне руку. Ладонь у него необычайно мягкая – не иначе, стала такой гладкой от бесчисленных рукопожатий. – Надеюсь, вы получили удовольствие от службы?

Я не подозревала, что от нее можно получать удовольствие, и поэтому его вопрос застал меня врасплох.

– О! – отделываюсь я вместо ответа коротким восклицанием.

Викарий и женщина в жилетке отходят от меня – видимо, их отпугнули мои невразумительные ответы. Я смотрю на мой чай и печенье, не понимая, что с ними нужно делать. Наблюдаю за тем, как мужчина берет с блюдца два кусочка сахара, кладет их в чай и размешивает ложечкой. Со вздохом облегчения делаю то же самое с двумя печеньками и принимаюсь мешать получившуюся кашицу ложечкой. Внезапно замечаю, что все окружающие меня люди наблюдают за мной, за исключением женщины в стеганой жилетке, ее взгляд устремлен на своды церкви.

Она подталкивает локтем стоящего рядом с ней мужчину, и тот кашляет.

– Нет, она была нездорова, – произносит он. – Это выяснил Пол. Это он ее подвозил. Верно я говорю, Пол?

Маленький человечек с зачесанными на лысину волосами кивает.

– Да, верно, – подтверждает он. – Естественно, ее сын позвонил мне. Я сказал ему, что мы будем молиться за нее…

– Конечно, конечно.

– Вообще-то, я был в доме несколько раз до того, как мне позвонили. Малоприятная вещь, скажу я вам. Я стоял перед домом, и мне никто так и не ответил.

– Элизабет, – неожиданно произношу я, хотя и не хотела этого делать.

Женщина в жилетке наконец удостаивает меня взглядом.

– Элизабет, – повторяю я. – Она исчезла.

– Да, верно, моя милая, – отвечает она. – Она исчезла из нашего прихода. Но это не важно. – Женщина в жилетке снова поворачивается к остальным.

Я обиженно прикусываю губу, хотя и понимаю, что должна воспользоваться этой возможностью, прежде чем вновь забуду, что мне нужно.

– Нет, – говорю я, чем заставляю их повернуться ко мне. – Я искала ее. Ее нет дома.

– Нет дома? – переспрашивает женщина, чеканно произнося каждый слог. Она вызывает у меня раздражение, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать.

– Нет, нет. Она моя подруга. И она исчезла.

Мужчина с замаскированной лысиной хмурится и проводит рукой по голове. Мне кажется, будто тонкие волоски вросли ему прямо в череп.

– Она не исчезла…

– Где же она тогда? – спрашиваю я. – Я была у нее дома.

– Знаете, дорогая, – говорит женщина, глядя понимающе на остальных. – Возможно, вы ошиблись домом.

Ее голос звучит тихо, как будто она не хочет, чтобы кто-то разобрал ее слова, но они прозвучали четко, разборчиво, и их невозможно не услышать. Викарий кашляет, переминается с ноги на ногу, и лысый мужчина снова проводит рукой по голове. Женщина дала понять, что тема исчерпана, и я чувствую, что разговор переходит в другое русло. Через секунду кто-нибудь того и гляди начнет говорить о погоде. Мне становится жарко. Как они смеют так невежливо обходиться со мной, думаю я. Этих людей должна встревожить судьба Элизабет. Как они смеют?

– Я не ошиблась домом, – возражаю я. Их отношение заставляет меня почувствовать себя маленьким обиженным ребенком. – Я не глупа. Элизабет исчезла. – Глубоко вздыхаю. – Почему вы так равнодушны? Почему никто ничего не делает? – Мне кажется, что я срываюсь на крик, но удержаться не могу. – С ней могло случиться все, что угодно. Все, что угодно. Почему никто не пытается ей помочь?

Эта небольшая группа людей по-прежнему не хочет встречаться со мной взглядом. От досады у меня перехватывает горло. Я сжимаю чашку в руке и швыряю ее на каменный пол. Она легко разбивается, и осколки летят в разные стороны. Женщина в жилетке ставит свою чашку на столик и начинает подбирать осколки.

– Пожалуй, я лучше отведу вас домой, – говорит она, осторожно выводит меня из церкви и усаживает в машину.

Она очень терпеливо ведет себя, когда я называю неверное направление к моему дому и нам приходится сделать круг. Пока она ведет машину, я делаю запись для памяти. «Элизабет нет в церкви». Женщина видит, что я пишу, и треплет меня по руке.

– Я бы не стала беспокоиться на вашем месте, дорогая, – говорит она, помогая мне выбраться наружу. – Господь присматривает за своей паствой. Вам нужно заботиться о себе.

Она предлагает заехать за мной в следующее воскресенье и отвезти в церковь. Но я отвечаю, что у меня нет настроения. Она понимающе кивает, и в ее улыбке я замечаю нотку облегчения.

Глава 6

Полицейский участок расположен все в том же здании. Каменный фасад, над входом каменная плита с датой 1887 год, в коридоре большой стеклянный фонарь. Все это успокаивает. Но вот пол внутри на вид какой-то мокрый, и мне страшно на него ступать. Я на минуту застываю на пороге, думая про себя, как по такой скользкой поверхности ходят «лица в нетрезвом состоянии». Придерживаясь рукой за стену, делаю первый шаг и, не убирая руки от стены, иду дальше.