Книга Говардс-Энд - Эдвард Форстер

Маргарет спросила, кто у Долли родные.

— Фасселлы. Отец служил в индийской армии, теперь в отставке. Брат тоже военный. Мать умерла.

Наверное, это были те «загорелые люди без подбородков», которых Хелен однажды увидела через окно. Маргарет мельком подумала о состоянии Уилкоксов. Она приобрела эту привычку, имея в виду будущее Хелен, и подобные мысли возникали в ее голове сами собой. Она стала расспрашивать о мисс Долли Фасселл, и выслушала ответы, произнесенные ровным, бесцветным тоном. Голос миссис Уилкокс, хотя приятный и привлекательный, имел совсем небольшой диапазон. Судя по отсутствию в нем экспрессии, картины, концерты и люди в равной мере не представляли для миссис Уилкокс особенной ценности. Лишь раз она заговорила чуть быстрее — когда речь зашла о Говардс-Энде.

— Чарльз и Альберт Фасселл давно знакомы. Они члены одного клуба, оба любят играть в гольф. Долли тоже играет, но, по-моему, не так хорошо, как они. Впервые Чарльз и Долли встретились, когда играли двое на двое. Нам всем она нравится, и мы очень довольны. Свадьба состоялась одиннадцатого, за несколько дней до отъезда Пола. Чарльз очень хотел, чтобы брат был шафером, поэтому настаивал на одиннадцатом. Фасселлы предпочли бы сыграть свадьбу после Рождества, но любезно пошли навстречу желанию жениха. Вон там, в двойной рамке фотография Долли.

— Вы уверены, миссис Уилкокс, что я вас не отвлекаю?

— Да, вполне уверена.

— Тогда я останусь. Мне очень у вас нравится.

Маргарет стала рассматривать фотографию Долли, подписанную: «Дорогой Мимс». Речь идет о ней, пояснила миссис Уилкокс, ибо «Долли и Чарльз решили, что Долли будет меня так называть».

Долли казалась глупой, у нее было треугольное лицо, одно из тех, что так часто нравятся крепким, здоровым мужчинам. Она была очень хорошенькая. После Долли Маргарет посмотрела на портрет Чарльза, черты которого, в общем, говорили о совершенно другом характере. Она принялась размышлять о тех силах, что свели этих двоих вместе, пока их не разлучит Господь. У нее даже нашлось время мысленно пожелать им счастья.

— В свой медовый месяц они отправились в Неаполь.

— Как им повезло!

— Я с трудом могу себе представить Чарльза в Италии.

— Ему не нравится путешествовать?

— Нравится, но он такой мастер выводить иностранцев на чистую воду. Больше всего он любит путешествовать по Англии на автомобиле. И, по-моему, именно так они провели бы медовый месяц, если бы не отвратительная погода. Отец подарил ему на свадьбу автомобиль, который сейчас стоит в Говардс-Энде.

— Значит, там есть гараж?

— Да. В прошлом месяце муж соорудил небольшой гараж к западу от дома, рядом с шершавым вязом, там, где был загон для пони.

Последние слова миссис Уилкокс произнесла с особенным выражением.

— А куда девался пони?

— Пони? Он уже давно умер.

— Шершавый вяз. Помню. Хелен писала, что это восхитительное дерево.

— Это самый роскошный вяз в Хартфордшире. Сестра не рассказывала вам про зубы?

— Нет.

— О, это может вас заинтересовать. В ствол, примерно в четырех футах от земли, воткнуты кабаньи зубы. Давным-давно их туда воткнули местные жители. Считалось, что, если пожевать кусок древесной коры, зубную боль как рукой снимет. Но теперь зубы почти заросли, да и к вязу никто не приходит.

— Я бы пришла. Я люблю народные приметы и неистребимые суеверия.

— Вы полагаете, дерево действительно излечивало от боли, если люди в это верили?

— Конечно. Оно излечило бы от чего угодно — в те далекие времена.

— Мне действительно вспоминаются такие случаи — видите ли, я жила в Говардс-Энде задолго до того, как там появился мистер Уилкокс. Я там родилась.

Разговор снова сменил направление. В тот момент казалось, что это ни к чему не обязывающая светская болтовня. Маргарет стало интересно, только когда хозяйка объяснила, что Говардс-Энд ее собственность. Она заскучала, когда миссис Уилкокс стала очень подробно описывать семейство Фасселлов, волнение Чарльза по поводу Неаполя и передвижения мистера Уилкокса и Иви, путешествующих на автомобиле по Йоркширу. Скуку Маргарет не терпела. Она слушала все менее внимательно, вертела в руках фотографию, уронила ее, разбила стекло, порезала палец, получила свою долю сочувствия и, наконец, сказала, что ей пора идти — нужно заниматься хозяйством и побеседовать с инструктором Тибби по верховой езде.

И тут опять прозвучала любопытная нотка.

— До свидания, мисс Шлегель, до свидания. Спасибо, что пришли. Вы подняли мне настроение.

— Я так рада!

— Я… Интересно, вы когда-нибудь думаете о себе?

— Да я больше ни о чем и не думаю, — сказала Маргарет, покраснев, но не выпуская руки больной.

— Мне вдруг пришел в голову этот вопрос. И тогда в Гейдельберге тоже.

— Я абсолютно в этом уверена.

— Мне почти показалось…

— Да? — сказала Маргарет, потому что пауза затянулась — пауза, которая в некотором смысле была сродни мерцанию огня, дрожащему свету от настольной лампы, падавшему им на руки, белой мути за окном; пауза шевелящихся вечных теней.

— Мне почти показалось, что вы забыли, что сами-то еще девушка.

Маргарет почувствовала крайнее удивление и легкую досаду.

— Мне двадцать девять, — заметила она. — Не такой уж это страшно юный возраст.

Миссис Уилкокс улыбнулась.

— Почему вы так говорите? Хотите сказать, что я проявила бестактность и грубость? — Маргарет покачала головой. — Я только напомню, что мне пятьдесят один год и что для меня вы обе… Прочитайте об этом в какой-нибудь книге, я не знаю, как ясно объяснить.

— О, я поняла вас. Неопытность. По-вашему, я ничуть не лучше, чем Хелен, но позволяю себе давать ей советы.

— Да, вы меня поняли. «Неопытность» — как раз верное слово.

— Неопытность, — повторила Маргарет серьезным и в то же время жизнерадостным тоном. — Конечно, мне еще всему надо учиться — абсолютно всему, — как и Хелен. Жизнь трудна и полна неожиданностей. В любом случае я это осознаю. Быть смиренной и доброй, идти вперед, любить, а не жалеть других людей, помнить о нищих — но невозможно следовать всем этим правилам одновременно, ведь они так противоречивы. И здесь мы приходим к идее соразмерности, то есть жизни по законам соразмерности. Однако не следует начинать с соразмерности. Так поступают только педанты. Пусть соразмерность придет как спасительное средство, когда не помогают другие, лучшие, и возникает тупик… Боже правый! Я начала проповедовать!

— Вы и в самом деле прекрасно описали трудности жизни, — сказала миссис Уилкокс, убирая руку глубоко в тень. — Мне самой хотелось бы уметь так говорить.