Книга Запретный город - Кристиан Жак

— Я спала рядом с тобой, любовь моя, твоя ладонь лежит на моей ладони, и я стала твоей супругой. Не покидай более меня, дабы ничто не смогло разлучить нас. Ничто и никто, никогда.

Молчун потянулся было к ней, но тут послышался какой-то шум.

— Если молодожены уже отдохнули, — грохотал кузнец, — может быть, они пожелают кое-чем подкрепиться?

Молоко, еще горячие лепешки, свежий сыр, смоквы… Воистину царское пиршество!

— Твоя жена, Молчун, прекрасна, как богиня. Думаю, у нее и других достоинств не счесть. Высочайших… Но ты… ты хоть сказал ей, в какой рай ее тащишь? Сельцо-то невелико, мирок тесный, закупоренный, на новеньких все пялятся, да так неласково, что, того и гляди, сглазят. А уж если новое грозит затмить все прежнее…

— Моему мужу скрывать нечего, — сказала свое слово Ясна.

— Ну да… И бояться, значит, вам нечего?

— Я тоже услышала зов. Как и он.

— Ладно… Какой прок от моих слов? По мне, так я бы выкинул из головы это Место Истины. Устроился бы на берегу, а уж заработать на жизнь там всегда можно. И думать тут нечего. Такие молодые — и запереться в деревне, не видеть ничего, кроме какого-то там таинственного творчества… Но ничего не поделаешь, у каждого своя судьба.

Омыв друг друга водой, которую ежедневно доставляли в селение водоносы и затем разносили помощники, молодые оделись.

— Моя набедренная повязка какая-то не… ну, не та, — признался Молчун. — А ты в этом новом платье смотришься даже лучше прежнего.

— Надеюсь, что приемный суд нелицеприятен, И уж на внешность смотрит в последний черед.

— Если честно, я понятия не имею, какие там у них мерки. И даже толком не знаю, когда они соберутся.

— Волнуешься?

— Боюсь провала, боюсь, что тебя не примут, да и отца обидеть могут…

— У меня тоже на душе неспокойно. Но я знаю, что выбора у нас нет. Значит, стесняться нечего, скрывать ничего нельзя. И они увидят нас такими, каковы мы на самом деле.

— Меня еще вот что тревожит: я-то предъявлю все те вещи, которых требуют от искателя. А что, если они и от тебя потребуют того же?

— Скоро увидим.

И тут Молчуна окликнул Овед.

— Вот то, что ты оставил у меня перед своим уходом, — сказал он и выставил кожаный мешок, полено — этой древесины очень высокого качества должно было хватить на изготовление дорогого кресла — и раскладное деревянное сиденье. — Но я вот что хочу спросить… Почему ты тогда не в приемный суд пошел, а сбежал невесть куда? Ведь все, что нужно для приема в братство, у тебя уже было наготове. И ты… ты же еще и приемный сын старшего мастера.

— Потому что тогда я еще не слышал зова.

— И поэтому ты так долго шатался по чужим краям?

— Так оно и есть. И я его услыхал — так близко, и он был такой громкий, что я боялся оглохнуть.

Кузнец вздохнул:

— Знаю, что правду говоришь. Но мне это никогда не понять… Ох, ладно. Все равно, удачи вам.

Утро выдалось на славу, а усиливающаяся жара становилась все невыносимее. Чета прибыла к главному посту стражи, и молодые убедились, что и у Собека скверное настроение бывает не всегда — вероятно, завтрак оказался вкусным и переваривался легко.

— Причин заключать вас в темницу или просто задерживать у меня нет, — сказал он с сожалением в голосе. — Так что идите-ка вы к северным вратам.

Слева от запертых ворот стоял на часах один из двух стражников. Вахта началась в четыре утра, а кончится лишь в четыре пополудни. В руках у него был большой жезл, рядом — навес, даже можно сказать — шалаш, чтобы спасаться от солнца. Разрешения переступать порог у него не было. А жил он, как и его напарник, на возделанных землях, вдали от Места Истины.

Голова квадратная, плечи широкие, жизнь гнула, да не сломала, хотя каких только передряг не случалось и с кем только и как только не доводилось биться… А жалованье курам на смех. Правда, вознаграждение доплачивают, когда торгашам нужен свидетель сделки: должен же кто-то подтвердить, что они и вправду ударили по рукам.

— Мое имя — Молчун, я — сын Неби. Моя супруга Ясна также услышала зов, как и я, и мы просим тебя открыть нам врата селения.

— У меня нет дозволения пропустить вас туда.

16

Кожа у дровосека была дубленая, как кожа для поделок, выделанная дубильщиками, а сам он без устали жевал листья бирючины. Дровосек и Жар брели за десятком коз, которых куда-то вела совсем старая коза, такая старая, что верилось: она-то уж должна знать, куда вести товарок.

— Мы лес рубим или скотину пасем?

— Что ты такой нетерпеливый, мальчик? Ремесла, вижу, совсем не знаешь: мои козы помогают мне не тратить попусту ни силы, ни время.

Старая коза приметила акацию, за которой уже начиналась пустыня, и ожесточенно накинулась на листву на тех ветвях, что росли пониже. Не в силах спокойно наблюдать за обжорством своей вожатой, прочие козы, распихивая друг друга, поспешили присоединиться к пиршеству.

— Видишь пальму вон там? Пошли, чуток посидим, а козы пускай пока поработают. У меня с собой хлеб, лук и бурдюк свежей воды.

— Я не лодыря гонять пошел, мне дерева нарубить надо. Много дерева.

— На что оно тебе?

— Мне нужно столько дерева, чтобы хватило на кресло.

— У тебя мебельная мастерская?

— Мне нужно дерево.

— У тебя всякие тайны да секреты, но выбивать их из тебя никто не собирается, ты не думай. Я вот дважды разводился, и все потому, что слишком доверял своим женам. И что вышло? Те с хлеба на воду едва перебиваются и на соломе ночуют, а я на старости лет с топором таскаюсь. Какому-то столяру угождаю.

— Так когда начнем?

— А ты гляди на коз во все глаза. По скотине сам поймешь.

Козы, встав на задние ноги, увлеченно очищали дерево от листвы. Когда они уже обглодали все, до чего смогли дотянуться, дровосек поспешил помочь животным. Зацепив веревкой за верхнюю ветку, он притянул ее к земле, так что стадо продолжило грешить чревоугодием.

— Как стараются, а? Оцени, мой мальчик. Акация голенькая, все с нее содрано — подчистую. На радость нам.

Жару была вручена секира с деревянным топорищем и кривым бронзовым лезвием. Сначала он несколькими легкими точными ударами надсек ствол, потом, не переводя дыхания, рубанул что было силы, Могучий удар поразил дровосека. Мало того, что юнец как будто бы не ведает устали, так еще и замах у него, как у заправского лесоруба.

— Говорю тебе, зря ты так спешишь… Торопыге и напортачить недолго.

— Я к тебе в ученики не прошусь и хлеб у тебя отнимать не собираюсь. Я заканчиваю. Вели своим козам подобрать еще одно дерево.