Книга Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев

Он улыбнулся:

— Хочу тебя спросить…

— Спрашивай, если хочешь, — серьезно сказала Анна.

— Почему ты утром так говорила?

— Как? Я много чего говорила утром, — не поняла Анна.

— Когда я постучал, — Глеб кивнул на дверь, — ты назвалась смертью. Почему?

Анна как будто смутилась. Глебу почудилось, что румян у нее на щеках стало чуть не вдвое больше.

Она тихо сказала:

— Я боялась…

— Но разве твой ответ мог кого-нибудь отпугнуть? — любопытствовал Глеб.

Анна быстро взглянула ему в глаза:

— Тебя он, видно, не испугал вовсе. А других непрошеных гостей отпугивал не раз…

Глеб засмеялся:

— Вот не подумал бы, что, назвавшись смертью, можно кого-нибудь испугать!

Анна подложила ему еще ломтик сыра, сказала:

— А можно и мне о чем-то спросить?

— Спрашивай! Что уж!.. — махнув рукой, разрешил Глеб.

Покосившись на секиру, лежавшую в ногах Глеба, красавица спросила:

— С кем ты дрался этой ночью? И кто тебя ранил… так подло, в спину?..

Глеб вмиг посерьезнел:

— Я уверен, что со мной ничего не случится плохого. Рана быстро заживет. Ведь ты приготовила мне такой чудесный напиток…

Анна кивнула:

— Это травы и мед диких пчел на молоке волчицы.

Глеб усмехнулся:

— То-то мне показалось это молоко каким-то странным.

— Но ты не ответил, Глеб, — настаивала Анна. — С кем ты этой ночью сразился?

Тыльной стороной ладони Глеб утер губы. Он кончил есть. И сказал:

— Не думаю, что следует посвящать женщин в дела мужчин.

— Что ж! Раз тебе так угодно… — пожала плечами Анна. — Тогда я расскажу тебе кое-что…

Она, приподняв платок за края, собрала в кучку хлебные крошки, потом ссыпала их себе на ладонь и отправила в рот. Анна не спешила рассказывать. Ей, кажется, доставляло сейчас удовольствие видеть, как насторожился и как обратился в слух ее новый знакомый, назвавшийся Глебом.

Она расправила платок, сложила его вчетверо и заткнула себе за пояс. Потом вздохнула и долгим грустным взглядом посмотрела на плакучие ивы.

Глеб поторопил:

— Что же ты молчишь?

Анна улыбнулась:

— Я решаю — следует ли посвящать лесного жителя в дела городские…

Озорные искорки засияли в глазах Глеба:

— Ты была в Гривне?

— Была.

Глеб обещал:

— Когда расскажешь мне, что узнала, — подарю тебе колечко.

У него на ладони чудесным образом появилось изящное серебряное колечко. Глеб совершенно точно знал, что перед таким искушением не устоит ни одна женщина.

Анна быстро протянула руку, желая взять кольцо. Но Глеб в этот миг сжал кулак.

Анна рассмеялась:

— Ну хорошо!.. — последний луч солнца отразился у нее в глазах. — В городке и деревнях переполох, малые княжьи дружины рыщут по дорогам. Всех людей воины расспрашивают, не встречал ли кто Глеба, сына Аскольда.

Злой огонек блеснул во взоре Глеба:

— Что же он такого натворил?..

Анна пристально посмотрела на него:

— Воины не говорят. А в народе сказывают, будто Глеб десятерых убил… Скажи, это правда?

Лицо Глеба опять стало спокойным:

— А не сказывают в народе, кто убил Аскольда?..

— Вот поэтому? — Анна понимающе кивнула. — Еще я слышала, десятник Корнил князю поклялся вздернуть тебя на дыбе. За то, что ты его людей… всех до единого… И он уж вроде как и не десятник.

— Что, прогнал князь? — удивился Глеб.

— Нет. Но что за десятник без десятка? — Анна подвинулась ближе к Глебу. — Скажи, как тебе удалось одолеть десятерых…

Глеб не ответил, разжал кулак.

Завладев колечком, Анна тут же позабыла про все вопросы. Надев кольцо на палец, она поворачивала руку и так и сяк — любовалась красивой вещицей.

А Глеб незаметно любовался ею. Ему все больше нравилась эта женщина. Сейчас, в сумерках, она выглядела совсем молодой. Даже более того: очарованная колечком, Анна была — чистое дитя. Она на какое-то время даже позабыла про Глеба. А он удивлялся: как она хороша! И три года одна…

Глеб спросил:

— У тебя никогда не было такого кольца?

— Такого — нет, — Анна благодарно взглянула на Глеба — Муж не баловал меня.

И тогда Глеб наклонился и поцеловал ее в губы. А она не отстранилась, она будто ждала этого поцелуя.

Глава 7

Анна взяла Глеба за руку и завела в свой дом. Заперла на щеколду дверь. Потом она взяла его руки в свои и положила их ладонями себе на грудь. Глеб почувствовал, что Анна вся дрожит. Да и его сердце забилось взволнованно.

Глеб еще утром приметил, какая красивая у Анны грудь — небольшая, поднимающаяся под рубахой упруго. Сейчас он чувствовал эту ее упругость и одновременно — нежность.

Анна дышала часто и громко. От прикосновения рук Глеба она, казалось, едва не вспыхивала, — как вспыхивает во время пожара сухая листва. Дыхание ее, как дыхание совсем юной девицы, чуть-чуть пахло молоком. От этого запаха у Глеба закружилась голова. А может, он еще был слаб от потери крови…

Глеб не мог в темноте развязать тесемки у Анны на груди. А Анна, томимая желанием, дрожала все сильнее. И губы ее искали губы Глеба. Тогда он разорвал тесемки, и рубаха скользнула по телу Анны на пол.

Глеб прижал эту женщину — красивую, обнаженную — к себе. Он проводил руками по ее нежным плечам, спине, полным бедрам, он понимал ее женское совершенство, и сердце его ликовало.

Ее руки, нежные, гибкие, взметнулись ему на широкие плечи, огладили лицо, взлохматили волосы на затылке. Потом эти руки стали торопливо, неловко срывать с Глеба одежду… Когда ее жаждущая плоть и его — горячая — соприкоснулись, Анна глубоко и судорожно вздохнула и запрокинула голову. Так на несколько мгновений замерла… Глеб целовал ее в губы, в остренький подбородок, в шею — тонкую, прекрасную. Он целовал ей грудь, и от ласк его Анна вздрагивала, выгибалась. Она в руках его билась как рыба, вытащенная из воды…

Глеб легко, будто пушинку, поднял ее на руки и отнес в темноте на ложе.

Анна была под ним как огонь. Он был в ней, а она безумствовала. Она то говорила ему самые ласковые слова, то проклинала, то гладила шею и плечи его, то царапала спину. Она стонала, смеялась и плакала, она губами ласкала его уста, потом впивалась зубками ему в руку. Пятками Анна чуть не рвала шкуру, на которой лежала.