Книга Штрафбат смертников. За НЕправое дело - Расс Шнайдер

— Нет, ничего, герр обер–лейтенант, ничего.

Писари ухмыльнулись. Унтер–офицер Кентроп многозначительно потирал нос. Но Крюль ничего этого не заметил, поскольку последние несколько дней жил словно в тумане.

Помощник санитара Эрнст Дойчман занимался упаковкой санитарной сумки. Кроненберг помогал ему, советуя, куда что положить, а потом сунул ему бутылочку коньяка.

— Всякое бывает, может, тебе плохо станет. Очень помогает при болях в желудке. Например, если вдруг нашему Крюлю живот сведет — а с похмелья у него всегда его сводит, — тогда выдашь ему столовую ложку «супергастрономита“.

— Супергастрономита? — не понял Дойчман.

— Это я так называю касторку, — пояснил Кроненберг. — Крюль очень уважает это средство. И свой понос потом объясняет плохим качеством шнапса.

Дойчман, с улыбкой сложив в стопку перевязочные пакеты и бинты, поместил их в большую кожаную сумку, потом пересчитал ролики пластыря, пинцеты и ножницы. Покачав головой, он вспомнил об инструментах и оборудовании, некогда бывших в его распоряжении в Берлине. Разве в серьезных случаях эти безделушки помогут? В этот момент в медпункт прибыл штабсарцт д–р Берген.

— У вас все готово? — осведомился он у Дойчмана.

— Так точно, герр штабсарцт.

— Как только прибудем на место, сразу же займитесь поисками подходящего помещения для госпиталя.

— Если только герр обер–фельдфебель позволит.

— Обер–фельдфебель?!

Берген с достоинством выпрямился:

— Считайте, что вы получили официальный приказ подыскать помещение для госпиталя. Вы только числитесь во 2–й роте, а подчиняетесь непосредственно мне. И все приказы получаете только от меня. Кстати, кто вы? Я имею в виду, кем вы были до службы в армии?

— Врачом, — ответил Дойчман.

Доктор Берген резко повернулся.

— Врачом? — изумленно переспросил он. — Как же… Как же так?

И вмиг превратился в беспомощного ребенка.

— И вот теперь я здесь, — суховато произнес Дойчман.

— Да–да, теперь вы здесь, здесь, — рассеянно повторил доктор Берген и тут же опомнился, в одно мгновение преобразившись в собранного, подтянутого и холодно–отстраненного штабсарцта, каким все его знали. — Значит, мы договорились, вы подыскиваете помещение.

— Так точно, герр штабсарцт.

Едва Дойчман вернулся в кубрик, как ему пришлось на деле доказывать свою переподчиненность штабсарцту. Достав из сумки бутылку коньяка, он решил угостить своих товарищей — Видека и Шванеке. Но в этот момент откуда ни возьмись в кубрике появился и Крюль. Увидев, как они все трое устроились за столом перед бутылкой коньяка, обер–фельдфебель сначала непонимающе заморгал — вероятно, желая убедиться, что все это происходит наяву. Верно — на столе красовалась бутылка коньяка.

— Рядовой Дойчман, что это у вас такое? — заорал он. — Что это?

— Коньяк, герр обер–фельдфебель.

— Конь…

Крюль невольно шагнул к столу и уставился на бутылку. И верно — коньяк! И не какая–нибудь суррогатная бурда, а коньяк «три звездочки“! И эти подонки сидят и в открытую хлещут его! Коньяк в 999–м штрафбате!

— Откуда он у вас? — стал допытываться возмущенный Крюль. — Выкладывайте начистоту, где вы его взяли? Может, это Шванеке где–нибудь стащил? Я тут же напишу на вас докладную!

Крюль протянул руку за бутылкой, но Шванеке опередил его. Выхватив коньяк из–под носа у обер–фельдфебеля, он передал бутылку Дойчману, который тут же сунул ее к себе в сумку.

— Эта бутылка коньяка числится за медпунктом, герр обер–фельдфебель, — пояснил Дойчман. — Меня срочно вызвали к… к рядовому Шванеке. У него полуобморочное состояние. И коньяк в таких случаях — лучшее лекарство.

— Немедленно отдайте мне бутылку! — покраснев от гнева, прошипел Крюль.

Но Дойчман решил идти до конца. Глядя обер–фельдфебелю прямо в глаза, он заявил:

— Разрешите вновь напомнить вам, герр обер–фельдфебель, что я лишь числюсь в роте, а подчиняюсь непосредственно штабсарцту герру доктору Бергену. Таково категорическое требование доктора Бергена.

Произнося эту тираду, Дойчман даже испугался: и откуда только у него столько смелости взялось говорить в подобном тоне с Крюлем. Он уже был почти готов замолчать и отдать эту бутылку взбешенному обер–фельдфебелю, но не замолчал, а продолжал говорить, будто не сам, а кто–то за него.

Шванеке с неприкрытым изумлением смотрел на Дойчмана, будто желая сказать: «Ну, парень, ты даешь! Никогда не ожидал от тебя ничего подобного! Снимаю шляпу!“

А Крюль? Тот надулся, словно перекачанный воздушный шар — вот–вот лопнет. Он мог сколько угодно орать, рычать, придираться, но давить на этого подчиненного не мог. Не имел таких прав. И обер–фельдфебель был вынужден пойти на попятный. Он ни за что бы не уступил этой троице, прогнал бы их сейчас ползком пяток раз через плац, и все. Но… Не мог он сейчас заставлять их ползать на брюхе — предстояла отправка в Россию. Поэтому он предпочел повернуться и без слов уйти, оставив Дойчмана, Видека и Шванеке наедине с этой непонятно откуда взявшейся бутылкой коньяка.

В 19.00 унтер–офицеры получили пистолеты и карабины, и на каждый взвод было выдано по два автомата. Выданные боеприпасы трижды пересчитали и трижды оформили соответствующие расписки. Кроме этого, каждой группе выдали и по ящику ручных гранат, 12 штук. Унтер–офицер из службы вооружения только покачал головой, собрав расписки о получении.

— Как будто с этим можно расправиться со всеми партизанами! — иронически заметил он.

Унтер–офицер побывал на передовой — имел два Железных креста 1–й и 2–й степеней, был четырежды ранен и в конце концов был переведен в тыловые структуры — выдавал оружие резервным батальонам.

Петер Хефе, попавший в Познань из райских кущ Франции, настороженно оглядывал разложенное на столах оружие — матово поблескивавшие, отменно вычищенные и смазанные пистолеты и автоматы.

— А пулеметы нам тоже полагаются?

Унтер–офицер из службы вооружений шумно проткнул дыроколом собранные расписки и вставил их в скоросшиватель.

— По два на роту, — ответил он. — Но содержать их положено только под замком. И использовать в крайнем случае. К чему пулеметы, если вы на фронте только и будете заниматься тем, что грязь грести?

— То есть что–то вроде стройбата? Только получше?

— Хорошо бы, если получше! — ответил унтер–офицер. — Только от того, что предстоит вам, все стройбаты враз разбежались бы.

Петер Хефе и остальные подавленно молчали. Слова унтер–офицера к веселью явно не располагали, тем более, что он успел побывать в России. Слышал их и Крюль, забредший в оружейку на поиски младших командиров.

— А мне что полагается? — спросил он.