Книга Кэнди - Терри Саутерн

Ливия обернулась, чтобы поздороваться с Кэнди, и только теперь заметила доктора Кранкейта, который с момента прихода нежданных гостей не произнес ни слова.

— А! — сказала она. — Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь.

Доктор Кранкейт раздраженно скривился. Он взглянул на часы, делая вид, что вообще не замечает нахальную Ливию.

— Сейчас у меня консультация, — сказала он вполголоса, обращаясь исключительно к Кэнди. — Но я вернусь сюда сразу, как только закопчу. — Он пробормотал, глядя на дядю Джека. — Жалко, конечно… мы еще даже не перешли к цветам и звукам.

— А это еще что за еврейчик? — громко спросила Ливия еще до того, как Кранкейт закрыл за собой дверь.

— Господи, тетя Ливия! — вспыхнула Кэнди. — Вы хоть иногда можете… помолчать?!

— Помолчать? — переспросила Ливия с искренним недоумением.

— Кэнди права, — сказал Лютер. — Это было бестактное замечание, и он наверняка все слышал. Ты что, не могла подождать, пока он не уйдет?

— О Господи! — тетя Ливия театрально вдохнула, закатив глаза. — Как вы все любите придираться к словам. Мне теперь что, и слова сказать нельзя?! Или вы думаете, что у Сида поднимется настроение, если мы будем просто сидеть и молчать, как этот угрюмый еврейский доктор?

Тетя Ида, которая ставила тюльпаны в вазу на тумбочке, тяжко вздохнула и переглянулась с мужем, с выражением бесконечного терпеливого смирения — после исчезновения Джека Ливия стала совсем уже невыносимой…

— Бедняжка Сид, — продолжала Ливия. — Он, наверное, умирает со скуки. Лежит, бедолага. Заняться нечем, разве что стены разглядывать. — Она залезла в шуршащий пакет с эмблемой авиакомпании «Пан-Американ», который был у нее с собой. — Ладно, посмотрим, чем его можно развеселить.

Ида и Лютер неодобрительно нахмурились, услышав характерный звук звякающих друг о друга бутылок, но дядя Джек, который до этого полулежал на кровати, заинтересованно встрепенулся и принял сидячее положение.

— Я думаю, рюмка бурбона мне бы пе пометала, — заявил он убежденно.

— Никакого бурбона, дружище, — заговорщески подмигнула ему тетя Ливия, доставая из пакета две бутылки. — Шнапс! Настоящий! Тирольский! Пробирает до самых жабр!

— Нет, Ливия, правда, — встревожено запыхтел Лютер. — Ты, вообще, соображаешь, что делаешь?!

— А что тут такого?! — тут же взвилась тетя Ливия. — Что ж теперь человеку и выпить нельзя? Никто же не собирается напиваться. Кстати, может, мы все тоже хлопнем по маленькой? Вы как? Ида? Тебе со льдом или просто? Слушай, Кэн, может, поищешь тут где-нибудь лед?

Кэнди чуть не плакала от злости.

— Это… это неслыханно, — она в ярости топнула ножкой.

— Да нет, почему же, — рассудительно проговорил дядя Джек. — Вряд ли мне повредит одна рюмочка, — и он строго взглянул на Кэнди, как бы давая понять, что возражения не принимаются.

Тетя Ливия принесла с собой и стаканы, и сейчас сооружала импровизированный бар на больничном столике на колесах.

— Да, Кэн, пожалуйста, сделай нам одолжение. Принеси лед, — сказала Ливия. — И побыстрее!

А то нашему храброму мальчику нужно скорее принять лекарство. В общем, поторопись.

Кэнди выбежала из палаты, хлопнув дверью.

Она понятия не имела, куда идти и что делать, и поэтому просто пошла, не разбирая дороги, по больничным коридорам… На самом деле Кэнди хотела разыскать Кранкейта, вот только она совершенно не помнила, как вернуться к нему в кабинет — и, вообще, она, кажется, заблудилась в лабиринте проходов и лестниц.

Завернув за угол, она оказалась в очередном длиннющем коридоре. Она вроде бы тут уже проходила? Этот новый коридор ничем не отличался от всех предыдущих. Кэнди чувствовала себя абсолютно беспомощной, и от этого ей хотелось расплакаться. На самом деле она уже чуть не плакала. И вдруг дверь, что слева, резко распахнулась. Огромная красная лапа схватила Кэнди за руку и втащила ее в комнату…

То есть, не в комнату, а в тускло освещенную кладовку без окон, заставленную швабрами, щетками и ведрами… Кэнди испуганно замерла, буквально оцепенев от страха и не смея взглянуть на того, кто так яростно затащил ее в это зловещее место.

Одри, толстая злая уборщица, привалилась спиной к двери и молча смотрела на Кэнди. Просто смотрела и все.

— Ты уж меня извини, — вдруг сказала она, — если я дернула слишком сильно.

Да уж, дернула. Рука у Кэнди болела, и она принялась осторожно растирать больное место, тихо радуясь про себя, что эта кошмарная тетка просто с ней разговаривает — она-то боялась, что ее сейчас будут убивать.

— Я хотела с тобой поговорить, — призналась Одри.

— Ага, — Кэнди нервно кивнула.

— Собственно, вот: ОСТАВЬ В ПОКОЕ МОЕГО МАЛЬЧИКА!

— Кого оставить в покое? Боюсь, я вас не понима…

— Да что ты?! — перебила ее уборщица. — Я тебя видела со своим Ирвингом! Я видела, как ты на него смотрела…

Кэнди ошеломленно уставилась на эту дородную седовласую женщину.

— …как голодная мышь на кусок колбасы!

— Ирвинг — ваш… «мальчик»?

— Оставь его в покое! ОСТАВЬ МОЕГО МАЛЬЧИКА!

— Вы хотите сказать… то есть, вы — миссис Кранкейт… его мама?!

— Да, я его мама. Но я не миссис Кранкейт. «Кранкейт» — это Ирвинг придумал такую фамилию, а то настоящая наша фамилия ему не нравится.

— Придумал? А какая у вас настоящая фамилия?

— Семит, — сказала уборщица. — Миссис Сильвия Семит.

Кэнди все понимала. Можно представить, каково было Кранкейту в детстве с таким-то именем — «Ирвинг Семит». Да и в институте, наверное, не лучше. Но, с другой стороны, имя — это не так уж и важно! И она постарается сделать так, чтобы он это понял. Она покажет ему, в свое время, что она совершенно не против стать «Кэнди Семит». Даже наоборот, она будет этим гордиться.

— Ирвинг сменил фамилию, потому что он очень чувствительный мальчик, — не без гордости проговорила уборщица.

— Ничего не понимаю. Почему тогда вы… — Кэнди умолкла на полуслове, растерянно глядя на грязный рабочий халат миссис Семит.

— Вы вот об этом? — мама Ирвинга с презрением указала глазами на швабры и ведра.

— Ну… да.

— Чтобы держаться поближе к моему мальчику.

— Но… но… — Кэнди беспомощно оглядела кладовку.

— Мой сын Ирвинг, он гений, — напомнила ей миссис Семит. — И мне хочется быть рядом с ним, чтобы видеть его… каждый день. У него в кабинете не посидишь, я знаю. Его это «смущает», да и перед пациентами неудобно — что матушка вечно торчит поблизости. Я все понимаю.

— И вы устроились на эту работу, чтобы… чтобы быть рядом с сыном?

— Все верно. И никто даже не знает, что я его мама… но тебе я сказала, потому что хочу, чтоб ты оставила моего Ирвинга в покое. Он не для таких вот девиц!