Книга Самая красивая женщина в городе - Чарльз Буковски

- ага, они такие уважаемые, что каждые две недели какой-нибудь сукин сын влезает на крышу и ныряет вниз головой прямо на цементный козырек вашего подъезда, между этими вашими фальшивыми кактусами в кадушках.

- у вас есть время до полудня, чтобы выехать, мистер Буковски!

- а сейчас сколько?

- восемь часов.

- благодарю вас.

я повесил трубку. нашел алку-зельцер. хлебнул из грязного стакана. потом нашел вина на донышке. раздвинул шторы и выглянул на солнце. мир суров, в этом ничего нового, но трущобные ночлежки я ненавижу. мне нравятся маленькие комнатки, местечки, от которых можно как-то отбиваться. женщина. выпивка. но никакой ежедневной работы. именно это у меня никак не срасталось. я недостаточно умный.

я уже подумывал прыгнуть из окна, но никак не мог себя заставить. вместо этого оделся и спустился в Томми-Хай. девчонки ржали за дальним концом стойки с двумя какими-то парнями. бармен Марти меня знал. я отмахнулся от него. денег нет. сел просто так.

передо мной возникли скотч с водой, записка:

"увидимся в Тараканьем Отеле, комната 12, в полночь, я сниму нам комнату.

люблю. Линда."

я выпил, что налили, потом убрался с дороги, зашел в полночь в Тараканий Отель, и портье сказал:

- ничего не выгорит. никакая комната 12 ни на какого Буковски не записана.

я вернулся в час. весь день я просидел в парке, всю ночь, просто сидел. то же самое:

- никакая комната 12 для вас не зарезервирована, сэр.

- а какая-нибудь вообще комната для меня зарезервирована либо на это имя, либо на имя Линды Брайан?

он проверил свои журналы.

- ничего, сэр.

- вы не возражаете, если я загляну в комнату 12?

- там никого нет, сэр. я ж вам сказал, сэр.

- я влюблен, чувак. прости. но пожалуйста, дай мне туда заглянуть!

он одарил меня одним из тех взглядов, что обычно приберегают для идиотов 4-го класса, и швырнул ключ.

- чтоб через 5 минут - обратно, иначе у тебя будут неприятности.

я открыл дверь, зажег лампочки - "Линда!" - тараканы, завидев свет, удрали под обои. их тут были тысячи. когда я выключил свет, было слышно, как они выползают обратно. сами обои казались одной огромной тараканьей чешуей.

на лифте я спустился назад, к портье.

- спасибо, - сказал я, - вы были правы, в комнате 12 никого нет.

впервые в его голосе мне послышалась какая-то доброта:

- извини, старик.

- спасибо, - ответил я.

выйдя из отеля, я повернул налево, то есть на восток, то есть в трущобы, и пока ноги мои медленно несли меня туда, я спрашивал себя: почему люди лгут? теперь я уже больше себя не спрашиваю, но помню до сих пор, и теперь, когла мне лгут, я это почти знаю, не успевают они еше закончить. но до сих пор я не настолько мудр, как тот ночной портье в тараканьем отеле, который знал, что ложь - повсюду, или как те люли, что ныряли вниз мимо моего окна, когда я хлебал портвейн теплыми лос-анжелесскими деньками через дорогу от парка Мак-Артура, где до сих пор ловят, убивают и едят уток, да и людей тоже.

ночлежка по сих пор стоит на месте, и комната, где мы жили, - тоже, и если захотите как-нибудь поглядеть, заходите, я вам ее покажу. правда, едва ли в этом есть какой-то смысл, разве нет? лучше просто сказать, что как-то ночью я выебал 3 теток, или 3 тетки выебали меня. пусть это и будет весь рассказ.

3 ЦЫПЛЕНКА

с Вики все в порядке. но хлебнули мы с ней достаточно. зависли на вине. на портвейне. женщина эта напивалась и начинала чесать языком, при этом изобретая про меня наимерзейшие гадости. да еше этот голос: нарочито пришепетывает, скрипучий, безумный, любого достанет. меня достал.

как-то раз орала она эти свои безумства, валяясь на раскладной кровати у нас в квартире. я умолял ее прекратить. но она не хотела. в конце концов, я просто подошел, поднял кровать с нею вместе и задвинул всё в стену.

потом отошел, сел и стал слушать, как она орет.

вопить она, однако, не перестала, поэтому я подошел снова и откинул кровать от стены. она лежала, держась за руку и вопя, что я ее сломал.

- рука у тебя не может быть сломана, - сказал я.

- сломана, сломана. ты, задрота склизкая, ты мне руку сломал!

я еше немного выпил, она же по-прежнему держалась за руку и хныкала. наконец, с меня хватило, и, сказав, что сейчас вернусь, я спустился вниз, вышел наружу и нашел за бакалейной лавкой какие-то старые деревянные ящики. выдрал из них крепкие хорошие дошечки, вытащил гвозди, вернулся в лифт и приехал обратно в квартиру.

потребовалось дощечки 4. я примотал их к руке, разодрав одно из ее платьев. на пару часов она успокоилась. потом все началось заново. я уже больше не мог.

поэтому вызвал такси, мы поехали в больницу. как только такси отъехало, я снял дощечки и выбросил на улииу. затем они просветили рентгеном ей ГРУДЬ и залили руку в гипс. можете себе представить? наверное, если б она себе голову сломала, ей бы задницу просвечивали.

как бы то ни было, после этого она любила сидеть в барах и рассказывать:

- я - единственная женщина, которую сложили в стену вместе с кроватью.

в ЭТОМ я тоже был не очень уверен, но пускай себе болтает.

ладно, когда в другой раз она меня разозлила, я ей заехал по физиономии, но шлепок пришелся по губам, и я сломал ей вставные зубы.

я удивился, что зубы сломались, и сходил вниз, купил такого клея суперцемент и склеил ей эти зубы. некоторое время они держались, а потом однажды вечером она сидела и пила вино, как вдруг во рту у нее оказалось полно сломанных зубов.

вино оказалось таким крепким, что клей рассосался. отвратительно, пришлось новые доставать. как нам это удалось, я не очень хорошо помню, но она утверждала, что теперь похожа на лошадь.

обычно мы так вот ссорились, только немного выпив, и Вики утверждала, что я, когда пьяный, становлюсь очень мерзким, однако, я думаю, мерзкой становилась она. в любом случае, где-то посреди ссоры она вскакивала с места, хлопала дверью и неслась в какой-нибудь бар. "живого искать," как девчонки выражаются.

когда она ухопила, мне постоянно становилось не по себе. должен в этом признаться. иногда она не возвращалась дня по 2, по 3. и ночи. не очень хорошо так поступать.

однажды она вот так выбежала, а я остался сидеть, пить вино, думать обо всем этом. потом встал, нашел лифт и тоже поехал на улицу. отыскал ее в ее любимом баре. сидела, держала в руках какой-то лиловый шарфик. никогда этого лилового шарфика я раньше не вилел. скрывала от меня. я подошел и сказал ей довольно громко: