Книга Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Молодая женщина изъяснялась на правильном французском, но слегка растягивала слова. Анри ничего не смыслил в медицине и понятия не имел, как можно помочь Лоре. Похоже, некоторые воспоминания о прошлом выпали у нее из памяти, но говорила она не как сумасшедшая.

«Чертовщина какая-то! — думал он. — Она не помнит, кто я. Наверное, так же получилось и с Жослином».

Он понурил голову, огорченный. Однако ему предстояло сыграть навязанную ему роль до конца.

— Завтра я отвезу вас к нам домой, — дружеским тоном сказал он. — Моя жена Роланд о вас позаботится.

— Вы очень добры, месье, — ответила Лора.

Анри укутал ее одеялом и зажег свечу.

— Сегодня ночью мы хорошенько отдохнем, а завтра отправимся в путь, — продолжал он. — Спите спокойно, я послежу за огнем.

Золотоискатель раздумывал о том, что ему теперь делать. Он мог бы рассказать Лоре, как она оказалась на берегу реки Перибонки, объяснить, что человек, которого она так испугалась, на самом деле был ее мужем… Но жалость к ней взяла верх над другими мотивами.

«И что это даст? Она немного успокоилась, ей лучше. Если я скажу, что Жослин умер, это станет для нее ударом. Пока она ничего не знает, ей спокойнее».

* * *

Встал Анри на рассвете. Он работал как вол, чтобы похоронить траппера. Сначала разрыл снег и положил на землю истерзанные волками останки. Потом принес из сарая камни и закрыл ими тело. Когда с этим было покончено, установил над могилой сколоченный из двух дощечек крест.

— Покойся с миром, Жослин Шарден, — сказал он и перекрестился. — Твои горести кончились, а мои только начинаются.

Останки собаки он прикрыл сосновыми ветками. Когда они будут уезжать, Лора не должна этого видеть. Упряжку он нашел в маленьком сарае. Анри решил захватить с собой и ружье. Оно было прекрасного качества и стоило дорого. Ружье он спрячет под багажом.

Войдя в хижину, он увидел, что молодая женщина уже проснулась и покорно ждет его, сидя на краешке своей кровати.

— Мы сейчас в Квебеке, месье? — спросила она.

— Да, — ответил он чуть растерянно.

— Мой брат Реми наверняка волнуется. Он работает в городе, который называется Труа-Ривьер. Мне бы хотелось туда попасть.

— Это далеко отсюда, мадам.

Он не осмеливался называть ее по имени. И все-таки несколькими минутами позже имя «Лора» сорвалось с его губ, когда он усадил ее в сани и попросил поплотнее завернуться в одеяла. Она робко улыбнулась, но ничего не сказала. Из этого Анри заключил, что собственное имя женщина не забыла.

Анри решил, что ломать голову, пытаясь понять подоплеку случившегося с супругами Шарден, — напрасный труд. Он отвезет Лору домой и проследит, чтобы Роланд окружила ее заботой. А с приходом лета отвезет бедную женщину в больницу. Золотоискателю приходилось слышать об амнезии, но знаниями о природе заболевания и способах его лечения он не располагал.

«Что-то случилось с ее мозгами, — заключил он. — Слава Богу, что она хотя бы перестала плакать».

Лора Шарден доверилась человеку, который не только спас ее от холода и голода, но и напоил сладким кофе и разжег очаг в этой ужасной хижине… Она позабыла о любви, связывавшей ее с Жослином, и даже о маленькой девочке по имени Мари-Эрмин, которая стала плодом этой любви.

Молодая женщина уже сидела в санях. Анри впрягся вместо собак. Несмотря на холод, он быстро взмок — так торопился уйти подальше от старой хижины, что к наступлению темноты уже был дома.

На языке индейцев монтанье он рассказал жене о случившемся. Супруга пообещала позаботиться о вдове. Клеман так ничего и не узнал о трагедии: родители решили, что он еще слишком мал. Но в присутствии Лоры он чувствовал себя неловко.

Остаток зимы и весну Лора почти безотлучно просидела у окна, напевая песню о клене.

* * *

Валь-Жалъбер, весна 1916 года

В начале мая у Элизабет Маруа случился очередной выкидыш. Целых два дня она лила слезы. Рыдала на кухне, когда готовила, когда гладила белье… И по ночам тоже. Жозеф не знал, чем ее утешить.

— Не горюй, Бетти! В следующий раз все будет хорошо, — повторял он, когда они ложились спать.

— Мне кажется, меня наказывают, но я не понимаю за что, — жаловалась Элизабет мужу. — Скоро в универсальном магазине на меня будут показывать пальцем! Анетта Дюпре уже распустила свой поганый язык — рассказывает всем, что я сделала это нарочно!

— Может, тебе нужно немного поберечь себя, — отозвался муж, не на шутку взволнованный. — Ты часто берешь Эрмин на руки, носишь ее по дому. Твоя мать тебя предупреждала — в первый месяц нельзя носить тяжести!

Рабочий привык называть девочку Эрмин: полное имя казалось ему слишком длинным. В домашней обстановке Элизабет следовала его примеру, однако в присутствии сестер, приводивших девочку по утрам и забиравших ее ближе к вечеру, она звала ее Мари-Эрмин.

Молодая женщина вытерла мокрые щеки. Она догадалась, к чему клонит муж, поэтому решила сыграть на опережение:

— И не проси меня отказаться нянчить Эрмин, Жозеф. Я не раз говорила тебе — я привязалась к этому ребенку. Я даже подумала, что…

— Ну, о чем ты подумала? — спросил он.

— Я хотела предложить сестрам оставить девочку у нас на лето, пока они будут в Шикутими. Эрмин всего полтора годика, в приюте ей будет плохо. Сестра Мария Магдалина со мной согласна. Мы заменяем крошке мать.

— Кто это — мы? — со вздохом поинтересовался муж.

— Эти святые женщины и я, — шмыгнула носом Элизабет. — Мать-настоятельница — сестра Аполлония, — пообещала подумать.

— Чует моя душа, скоро ты заведешь речь о том, чтобы ее удочерить! — недовольно сказал Жозеф. — Эрмин милая девочка и куда послушнее нашего сына, но если уж я и буду воспитывать ребенка, то только родного!

На этом разговор закончился. Через открытое окно в комнату проникал тонкий аромат влажных трав и диких цветов. Из соседних домов доносились голоса и смех, издалека — приглушенный гул фабрики, похожий на ворчание голодного зверя. Фабрика работала с полной нагрузкой. В Европе все еще бушевала война, и фирма «Ouiatchouan Falls Paper Company» была завалена заказами.

Многочисленные вагоны, груженные кипами бумажной массы, на рассвете отправятся в Роберваль, оттуда — в порт Шикутими и далее — в Квебек. Жозеф часто думал об этом. Перерабатывая древесное волокно, полученное из выросших в родном краю деревьев, прессуя губчатые сгустки, которым вскорости предстояло стать бумажной массой, он думал о том, какая судьба уготована его продукту. Суда перевезут бумагу через Атлантический океан, и там она превратится в газеты, которые возьмут в руки и станут читать жители других стран. Пресса достигла феноменального расцвета, и рабочий был этому рад. Он дорожил своим местом и своей зарплатой.