Книга Хранители скрытых путей. Серебряный камень - Джоэл Розенберг

Прекрасно! Он чувствовал себя просто прекрасно! Дьявол, он даже порой забывал и об Эфи, и о том, как ему ее недостает. Арни сконфуженно смутился.

— Эй! — крикнул Йен. — Есть кто-нибудь дома?

Молчание.

— Может, все же попытаться войти? — полушутя-полусерьезно предложил Арни. Сам бы он ни за какие блага мира не проник самовольно в чужой дом.

— Нет, — покачал головой юноша.

Если ты возвращаешься домой, а двери на запоре, вполне можно просунуть башку в дверь и завопить что есть мочи: «Эй, где вы там все?»

Иное дело здесь. Тут тебе не Хардвуд, где, наверное, и нет таких, кто запирал бы двери — а вдруг соседу понадобится зайти?

— Нет уж, избави Бог, — добавил Йен.

Ивар дель Хивал закивал, явно с ним соглашаясь.

— Зайти в дом к Древнему без его согласия? Думаю, для самоубийства есть масса других возможностей. Попроще.

Ивар дель Хивал тем временем отвязал Осию от носилок и сейчас помогал ему встать на ноги. Осия стоял, пошатываясь с непривычки, будто пытаясь побороть колебавшуюся под ним землю. Здоровой рукой он ухватился за стену хижины.

— Никого нет дома. — В глазах старика мелькнула озабоченность. — Йен, прошу тебя, посмотри в загоне, там ли Слейпнир и Сильвертоп.

— Слейпнир? — ухмыльнулся Арни Сельмо. — Что же, Харбард дал своей лошади то же имя, что и Один своей?

— Не совсем, — улыбнулся Йен. — Но почти.

— На нее нужно взглянуть.

Арни направился вслед за Йеном по тропинке, ведущей от хижины, к загону на берегу реки.

— Странный загон — выходит прямо к воде?

— А он здесь не для того, чтобы удержать Слейпнира и Сильвертопа. Да их и не удержишь.

Земля в загоне была истоптана копытищами величиной с добрую суповую тарелку, лишь небольшой кусочек у самой воды был аккуратно прибран граблями — там остались лишь отдельные следы и несколько подозрительно объемистых кучек лошадиного навоза, над которыми роились мухи.

Лошадей нигде не было видно, но внизу у берега реки была еще и хорошо укрытая от посторонних глаз пещера, может быть…

— Слейпнир, Сильвертоп! — громко позвал Йен.

И тут же в ответ раздался топот копыт, будто на них несся целый табун.

Но это был не табун. Жуткий топот исходил от одного огромного создания. Серое, в темно-серых же пятнах, Длинная грива в беспорядке, спутанный волос местами сбился в комки… И у него было восемь ног. Все они двигались на удивление слаженно, в странном ритме четыре на четыре. Создание направлялось прямо к ним, остановившись лишь в метре от ограды. В его глазищах не было и следа обычной нежной кротости лошадей, зато сверкали энергия и разум. Арни Сельмо предусмотрительно отступил на шаг.

— Боже правый! — вырвалось у него.

— Угу, — кивнул Йен. — Привет тебе, Слейпнир, — приветствовал животное юноша, пытаясь говорить непринужденно. — Вот, пришли проведать.

Лошадь громоподобно всхрапнула в ответ.

— Кто там? — каркающе осведомился кто-то позади них. — Вот так сюрприз! Глазам своим не верю!

Арни Сельмо круто повернулся.

На пне дерева, сложив крылья и устремив на пришельцев скептический взор, восседал ворон.

Йен лишь улыбнулся птице, будто увидев старого приятеля.

— Ты — Хугин или Мунин? — поинтересовался юноша.

— Мунин, — ответил ворон. — Память. Мунином звали меня всегда, и Мунином вечно я останусь. А ты Йен Сильверстоун? Или Йен Сильверстейн? Ответь мне на своем языке или на моем.

— Зови меня и так, и так, — ответил Йен. — Джег стар тилл динаб дерес дженест.

Какого черта парню вздумалось предоставлять себя в распоряжение ворона? — мелькнуло в голове у Арни.

И тут Арни Сельмо будто током ударило — Йен изъяснялся на языке, мелодичностью напоминавшем норвежский, хотя раньше он подобного не слышал. Как же в таком случае догадался, что имя птицы означает «память»?..

Минуточку-минуточку, птица ведь и слова не произнесла по-английски! Она говорила на берсмале. Однако Арни понял ее, даже не задумавшись!

Йен внимательно смотрел на него, чуть склонив голову набок, будто невольно копируя странного ворона.

— Похоже, сработало… — произнес он.

— Даже если бы не получилось с вами, в любом случае получилось со мной, — прокаркал ворон на сей раз по-английски, с едва заметным британским акцентом. — Слышаны мною эти слова прежде, а к чему память, если не к тому, чтобы не забывать?

Услышав какой-то звук позади себя, птица обернулась. Повернул голову и Арни — Ивар дель Хивал вместе с Осией спускались вниз по тропинке. Осия положил руку на плечо Ивара, тот поддерживал его.

— Вижу тебя, Орфиндель, — произнес ворон, когда оба подошли. — Помнится, раньше ты был жирнее. Возраст ли твой наступает тебе на пятки, или дело в другом?

Осия кивнул в ответ:

— Вот и ты, Мунин. Мы пришли, чтобы…

— Знаю я, зачем вы пришли, — раздался сзади громоподобный голос.

Шагов по гравию никто не услышал — из-за шума воды.

Опершись на копье, стоял человек.

Возраст незнакомца угадать было невозможно. Волосы и борода поседели, лицо обветрилось, словно старая кожа, зато стать прямая, уверенная, как у молодого. Из-под накидки с капюшоном виднелись лишь глаза, немигающим взором уставившиеся на пришельцев.

— Чтобы я подлечил Орфинделя. Причем во второй раз, молодой Йен Сильверстоун, — продолжал он, обращаясь только к Йену, будто не замечая остальных. — Но я приветствую тебя, хотя в гости и не звал.

— П-приветствую тебя и я, Харбард, — запинаясь ответил Йен. Слова давались с трудом, губы будто одеревенели, в горле застрял комок, который юноша тщетно пытался проглотить. Найдя в себе силы, Йен тихо добавил: — Мне кажется, я послал сюда нечто ценное.

— Послал, верно, — пронзительно каркнул ворон. — И все сюда прибыло, но ты обязал меня отдать это ей, а не ему. Они долго спорили…

Харбард, странно растопырив пальцы, вытянул руку вперед, будто на что-то указывая. Пальцы его были толстыми, длинными, всю руку густо покрывала седая поросль. Из-за нее почти не был заметен даже шрам на тыльной стороне ладони.

— И вот теперь ее нет, она ушла. Чтобы укрыть камень в надежном месте, как она сказала. — Харбард вяло опустил руку. — Забралась на широкую спину Сильвертопа и, даже не обернувшись, ускакала прочь.

Такое Арни Сельмо мог понять: жена Харбарда уехала, чтобы хорошенько спрятать рубин Брисингов, о котором говорил Йен, и теперь этот человек, как и сам Арни, страдал в одиночестве.

Арни склонил голову в молчаливом сочувствии.

А Харбард вперил в него пронзительный взор.