Книга Кадеты Точка Ру. Книга 2 - Никос Зервас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец ударил гонг. Лия Мылкина, колыхая пышным телом, прошла в прихожую и увидела на экранчике видеофона лица четырёх мужчин. Один из них, глянув в камеру с неприятной ласковостию, сообщил, что прибыли они по вызову Вадима Владиленовича Железника.
Разговоры смолкли, взоры обратились на вошедших: кто — со страхом, другие — с любопытством, иные — с восторгом. Разумеется, в силу своего положения и специфических жизненных интересов многие из участников совещания и сами порой отдавали приказы о физическом устранении неугодных лиц. Однако мало кому доводилось оказываться лицом к лицу с исполнителями таких приказов — с теми, кто способен бестрепетно, с улыбкой уничтожить себе подобного.
Как и положено профессионалам высшего класса, «городские волки» казались интеллигентными, даже утончёнными людьми. Самый молодой и вовсе был похож на поэта русскоязычной эмиграции: хрупкий, бледный, наделённый от нездешней природы печальными выпуклыми глазами, он зябко кутался в длинный шарф и смотрел гоголем, хотя довольно жадно набросился на дорогой коньяк. Представился юноша Вайскопфом. Между тем, глядя, как задумчиво и манерно молодой человек сворачивает пробку, сжимая белые пальцы на горлышке бутыли, все понимали: с таким же спокойным и грустным выражением лица Вайскопф способен свернуть шею любому — будь то мужчина или женщина, старушка или ребёнок. Сколько жизней на счету у этого нескладного курчавого юноши с длинным синеватым подбородком и густыми ресницами? Сколько раз эти распахнутые чёрные зрачки с любопытством заглядывали в глаза жертве, улавливая последние мгновения отлетающей жизни? Министр коммуникаций успел предупредить, что Леонид Вайскопф — вдохновенный снайпер, но с удовольствием работает кинжалом, удавкой и ядами. Теперь он сидел, чуть сутулясь, в лёгкой куртке и потёртых джинсах, держал в руке стакан с коньяком, и все невольно разглядывали его руки, руки убийцы, поросшие до середины пальцев курчавыми чёрно-рыжими волосками.
Рядом слегка раскачивался на стульчике маленький холёный блондин в бежевом костюме. Глядя на эти крашеные волосики и пухлые сосисочки пальцев, взирая на то, как он мажет губы гигиенической помадой и прилепляет жвачку к блюдцу, сложно было поверить, что это настоящая машина убийства, не знающая пощады. Его звали Артемий, он весь был утыкан какими-то проводочками и наушниками, весь пищал и мигал огоньками палм-ридеров и блутусов, брови у него были выщипаны, а на лице лежал искусственный кремовый загар. Но все знали, что он великий подрывник, непредсказуемый, непревзойдённый.
Крупный брюнет — пухлое туловище на длинных ногах, в чёрной вельветовой куртке, с копною прямых тёмно-русых волос, ниспадающих на плечи, с дряблыми от наслаждений щёчками, с жёлтыми от табака губами и лихорадочной искоркой в глазах — это Эрнест Кунц. Похож на киношного Петра Первого и знает об этом. У него в подчинении несколько убойных групп, уже несколько лет он руководит крупнейшей в Москве бригадой. Быстро перебирает в руке серебряные шарики с лёгким звоном внутри, смотрит понимающе, и думается: ах, какой милый человек, сидит себе и пьёт зелёный чай. Но если дадут ему интересный заказ и заплатят достаточно, этот милый человек способен любого из сидящих за этим столом заживо освежевать, расчленить и превратить в котлету.
Наконец, четвёртый. Этот, если верить Железнику, инженер и алхимик предстоящих покушений. Постарше других, сухой и жилистый пятидесятилетний волк: хоть и сед, но стрижен по-молодёжному, ёжиком. Александр Сахарский своими руками не убивает, но, если всех его клиентов собрать — целое кладбище получится. Обломанные ногти, дешёвые папиросы, критический прищур грязно-зелёных глаз — интеллектуал, эрудит, коллекционер убийственных замыслов.
Четверо командос неторопливо, с достоинством ознакомились с чёрным списком Колфера Фоста. Было заметно, что они отнюдь не взволнованны.
— И что? Вы можете их всех? — прорывающимся от уважения голосом спросил Эдуард Мылкин, заглядывая в тёмные выпуклые глаза Вайскопфа.
— Не сразу, конечно, — легко вздохнул снайпер. Плеснул в стакан ещё коньяку и добавил: — Тут нужно непременно поймать вдохновение.
— Вопрос цены и времени, — с готовностью улыбнулся подрывник Артемий.
— Значит, договоримся, — опустил веки Колфер. — Аванс за первое вычеркнутое имя вы получите сегодня же у Михаила Яковлевича, — объявила помощница Фоста, указывая на банкира Лебедзинского. — Контракт подпишем завтра в полдень, у меня в офисе. И сразу начинайте действовать, времени осталось немного. Список надо закрыть за полтора месяца, чтобы расчистить дорогу к русским сердцам для Изяслава Ханукаина и его грандиозного шоу.
В породе и чинах высокость хороша;
Но что в ней прибыли, когда низка душа?
И.А.Крылов. Осёл
Бережно, как патроны, расходуя дешёвые папиросы, старый волк Сахарский работал в тесном кабинете под крышей «Лямбда-банка». Работая, Сахарский выделял в окружающий мир звуки, газы и сизый пепел, который заполнял пространство вокруг него горькими хлопьями и опадал на жирную от пальцев клавиатуру, бумагу и скапливался даже в грязной кружке с засохшей заваркой.
Из окна просвечивалось ночное осеннее Замоскворечье. Сахарский зажимал папиросу в углу рта и подходил к окну, отогнув жалюзи, несколько минут смотрел на ночную улицу и возвращался туда, где гудел и ворочал жерновами гигабайтов мощнейший компьютер, подключённый к закрытым информационным банкам четырёх институтов и двух общественных фондов. С раннего вечера Сахарский процеживал через матрицу мозга сотни электронных страниц. Рукописи, рисунки, фрагменты писем, дневниковые записи… Сахарский искал зацепку. Нужно было нащупать уязвимое место жертвы, чтобы потом другие специалисты, Леонид, Артемий и Эрнест, нанесли в это место смертельный удар. Сахарского не зря считали тактическим гением заказного убийства: он умел составлять беспроигрышные сценарии будущих убийств. Предложить вектор атаки, подобрать подходящее для каждого случая орудие уничтожения — вот что было его задачей.
Жертву Сахарский никогда не называл по имени, всегда использовал профессиональный термин — «объект». На этот раз объектом атаки был великий писатель с мировой славой. Он значился в списке Фоста под первым номером. Писателя почитали чуть ли не папашей всей современной русской прозы. Его драмы с шумным успехом ставили в столицах и провинции. «Объект» катался по Европам, пробовал читать лекции в Московском университете, писал нравоучительные письма… Страшный человек! Родившись на Украине, «объект» очень любил Россию и был безусловно русским, самим своим существованием и всем творчеством доказывая, что культуры, великорусская и малороссийская, едины.
Каждая книга «объекта» была очередной победой русского национализма. И что самое страшное, всё творчество этого писателя было густо замешано на идее личного покаяния. Сахарский хорошо понимал: именно это особенно не нравилось заказчикам и, прежде всего, лично господину Колферу Фосту. Герои, созданные «объектом», были неприглядны, но автор не судил их, не проклинал — нет, высмеивая недостатки, он щадил людей, оставляя им возможность исправиться — и тем самым подталкивал к покаянной самооценке своих читателей.