Книга Имя нам - легион - Александр Сивинских

– Онанизм, по слухам, приводит к сумасшествию. Особенно в условиях современного быстротекущего боя. Надеюсь, тебе это известно? – вскользь заметил Филипп, откровенно любуясь Драконами.

– Ага, и еще шерсть на ладонях растет, и зрение катастрофически ухудшается… Все мне известно. Но речь сейчас не о том. Дракон – лучшее оружие, какое я держал когда-либо в руках. Серьезно!

– Ну так дай же, мучитель, и мне насладиться тактильным соитием с этим иноземным чудом! Скорее! – Филипп умоляюще глянул на друга.

Генрик распахнул один из шкафов с табличкой Взвод 4. Ответственный сержант Саркисян и с некоторым усилием вынул крайний карабин из захватов. Филиппу показалось, что захваты потянулись следом, как живые.

– Давай браслет!

Браслет он вогнал торцевой гранью – той, что с пряжкой – между рукояткой и предохранительной скобой спускового крючка. Чешуйчатая полоса поерзала туда-сюда, карабин загудел негромко, а потом выплюнул браслет обратно. Генрик отсоединил магазин и протянул Дракона сияющему Филиппу со словами:

– Вот и все. Считай, приручил.

Филипп с трепетом принял сего великолепного зверя в жадные руки.

Коричнево-зеленый монолитный корпус карабина был теплым и как бы податливым, как бы слегка прогибающимся под пальцами – на долю миллиметра, не более. Приятное ощущение. В глубине удобного приклада приглушенной зеленью горела капля света, просвечивая сквозь полупрозрачный материал.

– Это индикатор заряда. Если огонек станет ярко-алым – значит батарея села. Однако, находясь в шкафах, батареи постоянно подзаряжаются, а на операции выдаются запасные. Замена – дело двух секунд. Хочешь попробовать?

– Знамо дело, – сказал Филипп.

Повертев в руках карабин, он обнаружил с внутренней стороны приклада довольно глубокую впадину с кнопкой на дне. Магазин был отсоединен, и ничего опасного произойти не могло, поэтому он без раздумий нажал на кнопку. Плавно, как кассета из хорошего видеомагнитофона, из торца приклада вынырнул плоский параллелепипед размером с сигаретную пачку, с закругленными ребрами и углами.

Филипп ухватился за его шершавые от мелкой чечевицеобразной насечки бока и уверенно потянул. Параллелепипед, для порядка поупиравшись мгновение, подался.

– Неплохо получилось, – похвалил Генрик.

Батарея в отличие от карабина была холодной, почти ледяной и довольно увесистой. Обратно ее Дракон всосал, как гурман моллюска. Филипп накинул ремень, примерился и легким движением руки забросил карабин за спину. Он перекочевал туда с удивительной быстротой, не болтаясь и не колотя по затылку, локтям, плечам. Обратно карабин скользнул еще быстрее. Вещь!

Едва не облизав его, обнюхав и огладив, пользуясь изредка подсказками сержанта, Филипп пришел к выводу, что карабин на порядок круче всего, из чего ему приходилось стрелять. На порядок, а то и на два!

Тяжеловат, это да. И все равно Филиппу просто не хотелось выпускать его из рук. Маньяк прикоснулся к предмету вожделения.

– Гена! – взвыл он. – Когда идем пробовать?

– Сейчас. Держи! – Генрик протянул ему обойму и пустой магазин.

Снаряды больше всего походили на маленьких кальмаров с плотно сжатыми щупальцами и толстенькими каплевидными брюшками.

Филипп загнал тяжелую – граммов около семисот – обойму в магазин, а магазин в приемник, перевел рычажок предохранителя в положение походное, и удалые воины Легиона отправились в тир.

* * *

– Боекомплект магазина – тридцать два снаряда. Дракон рассчитан только на одиночный огонь и полуавтоматический, с темпом два выстрела в секунду, – рассказывал по пути к тиру Генрик. – Думается, небезосновательно: при той возможности наведения на цель, которую он имеет, большая скорострельность не требуется. А вот расход боеприпасов, не дешевых, по-видимому, резко возрастающий при автоматическом огне, сводится к минимуму.

Был, ох был у Больших Братьев военный опыт, обширный и совсем недавний притом, сколько бы они ни говорили об обратном, – подумал Филипп. – Встретить бы Игоря Игоревича сейчас!

По понятным причинам для стрельбы в тире снаряды полагались не роевые, а учебные, заполненные яркой голубой краской.

– Передвигаться – только на отрезке рубежа ведения огня, – предупредил кругленький, жизнерадостный сержант, начальник тира. – За желтую полосу не заступать! Андестенд ми, салага?

– Так епть, дедка! – уронил небрежно Филипп.

Тир воспроизводил участок хвойного, заваленного буреломом леса. Филипп поправил очки, заменяющие прицельную оптику шлемного щитка, присел на корточки и замер.

Из-под толстой суковатой валежины прямо на него выметнулась темная фигура. Пап, – выдохнул Дракон еле слышно, и на стремительной четырехногой торпеде появилось яркое лазурное пятно. Мишень поражена, рана – смертельная, – прокомментировал невидимый наблюдатель. Так-то, – подумал Капралов и двинулся вдоль разрешенной границы. В глубине леса что-то задвигалось. Он выстрелил опять. Снова попадание! Пошла потеха! – обрадовался Филипп.

И потеха пошла.

Объемные, подвижные чучела хонсаков выскакивали из самых неожиданных мест, перемещались, уклонялись, едва ли не качали маятник. Признаться, давно уже Филипп не получал такого удовольствия от несерьезной, в общем, стрельбы. Особенно, когда лазерный прицел отказал и пришлось палить по старинке – пользуясь обычным диоптрическим.

– Ты еще на полигоне не бывал, – многозначительно сказал Генрик в ответ на его восторженные восклицания.

Все мишени до единой Филипп завалил с первого выстрела и уложился в отличное время. Похвалы же от Генрика и начальника тира он воспринял как должное. С таким-то, дескать, ружьем, да мазать?!

Почти с болью оставив ставшего родным Дракона в арсенале, он, поскуливая (Куда опять?… Давай, Ген, лучше еще постреляем), потащился за Саркисяном.

– Перетопчешься. Боеприпасов на тебя не напастись. Да и закусить надобно, – поучающе сказал жестоковыйный армянин, похлопав себя по нижней трети весьма нехилого торса. – Пора, брат, пора!

– Опять закусить! Сколько можно жрать, скажи на милость? – Изумлению Филиппа не было предела. – Куда в тебя влезает?

– Погоди, пройдет день-два, сам будешь первый проглот в нашем взводе, – меланхолично отреагировал на его бурную эскападу Генрик.

– Сомневаюсь. Но спорить со старшим по званию, разумеется, не стану, ибо грядущее сокрыто для меня мраком, за коим всякое быть может. А пока, если не возражаешь, я навещу санчасть. Есть там, знаешь ли, одна девочка… Славная такая, светленькая… В свете твоего трагического опыта это посещение, мне кажется, самое насущное дело. Именно это, а вовсе не прием пищи.

– Какого трагического опыта? – Генрик от изумления даже придержал на мгновение свой размашистый бег к вожделенной кормушке.

– С мастурбацией, – прошептал ему Филипп в самое ухо.