Книга Роковая молния - Уильям Форстен

Эндрю была знакома эта пустота — она не раз пыталась поглотить его, но Ганс или Кэтлин всегда ее отгоняли. Теперь Ганс покинул их. Хотя, нет, это не так, Эндрю постоянно ощущал его присутствие, как сын чувствует незримое присутствие отца даже после его смерти. И Кэтлин, она всегда была с ним рядом, ее милый ирландский акцент проявлялся и в минуты гнева, и в чудесные мгновения страсти. Всякий раз, когда пустота угрожала его сердцу, Кэтлин возвращала ощущение полноты жизни; в возможность такого чуда он долго не мог поверить, особенно после того, что сделала его невеста еще до войны в старом мире. Кэтлин проникла глубоко в его сердце. Именно ради нее и их дочери Кин продолжал сражаться. Но он ощущал на своих плечах также бремя ответственности за все человечество на этой планете. Пока он жив, между ним и судьбами Руси, Рима, даже Карфагена и всех других народов будет существовать странная мистическая связь, в которую вовлечена вся жизнь, с ее устремлениями и мечтами о свободе.

Но два милых лица, живущих в его сердце, их безопасность и спокойствие были для Эндрю дороже всего. Он много размышлял об этом, и мысли о его родных придавали ему сил. Много лет назад он вступил в армию, движимый абстрактной идеей борьбы за Союз, за свободу народа, ни одного из представителей которого он не знал даже по имени. И он был готов с радостью отдать жизнь ради этой цели — под Геттисбергом он чуть не погиб.

Теперь ставки в войне были неизмеримо выше и ему самому приходилось принимать решения, как и где будет сражаться его армия. Это была не та благородная война, что на Земле. Здесь не существовало правил, не было никакого уважения к мужеству противника. Это была грубая и отвратительная бойня, кровавая резня до полного уничтожения, примитивная схватка ради выживания. Эндрю Кин понимал, что не только люди сражаются ради сохранения своего народа, мерки тоже бьются за право выжить.

Полковник посмотрел на молодых и пожилых людей, заполнивших шатер. Когда его взгляд на мгновение встречался с чьими-то глазами, Эндрю видел в них уважение, восхищение, а в глазах ветеранов 35-го полка читалось еще и то глубокое понимание, которое возникает только после долгих лет, проведенных вместе в боях и невзгодах. Но все же основным источником его вдохновения было то, чему он явился свидетелем несколько минут назад. Он только что вернулся из маленького домика, служившего жильем ему и его семье. Кэтлин задремала после ночного вызова — у одного из молодых солдат разорвался в руках мушкет. Она сумела его спасти, зашив рану на животе, и осталась в госпитале, чтобы навестить остальных своих пациентов, а потом провести обход с группой врачей, которых обучала.

Кэтлин прилегла вместе с Мэдди, успев вернуться как раз к послеобеденному отдыху девочки. Солнечные лучи проникали в спальню и наполняли ее мягким золотистым сиянием и тем особым теплом, какое бывает лишь поздней весной. Тишину в комнате нарушало только их тихое ритмичное дыхание, все ужасы войны остались где-то далеко-далеко. При виде спящих у Эндрю на глаза навернулись слезы: это был сон невинности, сон усталости и сострадания. Если потребуется, он был готов отдать жизнь, ради сохранения этого мира, ради всех, ради его дочери, чтобы через много лет она жила в таком же мирном спокойствии.

Эндрю снова перевел взгляд на одиноко стоявшего Винсента и ощутил щемящую печаль при воспоминании о том, как плакал молодой солдат, впервые застрелив человека. Война выжигает душу, а у Винсента раны не зажили и причиняли бесконечную боль.

— Все уже собрались.

Рядом с полковником появился Пэт.

— Как настроение у Винсента?

— Он будет сражаться как дьявол, когда придет время, — ответил Пэт.

Эндрю кивнул Бобу Флетчеру, который отвечал за поставку продовольствия, а после гибели Ганса был еще и начальником штаба. Как только Флетчер шагнул на невысокий помост, установленный в задней части шатра, разговоры стали стихать.

— Ну что ж, черт побери, пора начинать, — проворчал Боб на едва понятном русском языке.

По шатру пронесся приглушенный смех, и несколько сотен офицеров стали рассаживаться на грубо сколоченных скамьях, полукругом стоявших перед помостом. Римские военные расположились в задней части юрты, поближе к переводчику. Эндрю быстро поднялся на возвышение, громко попросил всех успокоиться, и в шатре установилась полная тишина. Эндрю обернулся к отцу Касмару и жестом пригласил его занять место на помосте.

Глава церкви взошел на помост, и все присутствующие — русские, янки, даже римляне — склонили головы. Патриарх с приветливой улыбкой благословил собрание, похлопал Эндрю по плечу и тихо вышел.

Ветераны 35-го полка, почти все бывшие выходцами из Новой Англии, где к католицизму относились более чем подозрительно, приняли патриарха Руси с удивительной и искренней любовью. Он никогда не пытался обратить вновь прибывших в свою веру, зато охотно принимал участие в сооружении различных храмов и часовен в Суздале. Довольно много ирландских католиков, составлявших большинство 44-и Нью-Йоркской батареи, присоединились к русской церкви. В Перме они видели того же самого Бога, которому всегда поклонялись и считали, что Кесус — это просто местное произношение имени Иисуса. Русская православная религия с немалой примесью славянского язычества жила в этом странном мире уже более тысячи лет, с момента появления русского населения. Отец Касмар не возражал против Святого Патрика, и зеленая икона покровителя Ирландии вскоре появилась в русской церкви вместе с новым витражом с изображением трилистника, заменившим выбитое при обстреле стекло.

— Джентльмены, очень скоро нам предстоит долгий путь, так что я предлагаю сразу перейти к делу, — начал Эндрю.

Тишину в шатре нарушал только отдаленный шум поднимавшегося аэростата, направлявшегося на разведку в сторону Суздаля.

— Завтра заканчивается тридцатидневный срок траура по кар-карту мерков Джубади. Я счел целесообразным собрать вас всех сегодня, поскольку в такой спокойной обстановке мы сможем собраться в следующий раз только после окончания войны.

Все взволнованно заерзали. Каждый из них знал, что это странное перемирие, подарившее им драгоценное время, подходит к концу, но тем не менее слышать об этом было нелегко. Через несколько дней им снова придется сражаться за свою жизнь.

— Я хочу в общих чертах изложить вам план действий, чтобы каждый представлял себе всю картину в целом. Позже, на совещаниях с командующими корпусами, вам сообщат все необходимые детали. Понимаю, что вас неприятно удивит мое выступление, но другого выхода у нас нет.

Эндрю Кин немного помолчал, глядя на Калина. Старый друг был шокирован, услышав о плане полковника, и до сих пор не мог до конца с ним смириться.

— Я знаю, все вы надеялись остановить орду на подступах к Кеву, но, боюсь, это невозможно.

— Отдать им всю Русь?

Бригадный генерал поднялся со своего места и гневно посмотрел на Эндрю. Его протест вызвал всплеск шепота в шатре.

— Это и моя земля тоже, — сдержанно ответил Эндрю, стараясь показать всем, что его решение останется неизменным. — Здесь, в Суздале, родилась моя дочь, Русь дала нам возможность выжить. Но я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы мои исковерканные кости были похоронены в этой земле. — Поколебавшись, он добавил: — По крайней мере до тех пор, пока я не стану совсем старым.