Книга Дело о полку Игореве - Хольм ван Зайчик

— Я очень мало что могу сказать, — сообщил он с легким, но узнаваемым наньцзинским акцентом. — И, собственно, суть моего доклада будет сводиться к одному: ничего. Ничего не обнаружено. Ничего не могу понять. Ничего не могу порекомендовать. — Он перевел дух. — После того, как присутствующий здесь прер еч Лобо столь удачно и столь мужественно снял драгоценного боярина с карниза и доставил его вниз…

Баг при этих его словах невольно потрогал свежую царапину на щеке. Боярин очень не хотел, чтобы его снимали и доставляли. Отбивался. Кричал. Даже ногти в ход пустил. Пришлось перекинуть особу боярина через плечо и в таком виде доставить к служебной повозке.

Неприятное воспоминание.

— …прер Гийас ад-Дин был немедленно доставлен в центральную больницу Палаты наказаний, на психоневрологическое отделение. Я прибыл туда в девятнадцать ноль семь. Был проведен весь возможный комплекс исследовательских разборов и лечебных мероприятий. И то и другое — вотще. Мы не нашли никаких причин внезапного помутнения рассудка. Ни физиологических, ни психических, ни химических, ни гипнотических… ни каких-либо иных. И не смогли привести боярина в себя. Боярин по-прежнему плох. Он постоянно порывается лезть куда-то наверх, не отвечает ни на какие вопросы, не понимает, где он, и бормочет бессвязные фразы, суть которых сводится примерно к следующему: я здесь больше не могу находиться, здесь больно, я разорвусь пополам, я хочу улететь, отпустите, я улечу. — Сыма опять глубоко вздохнул, его щека нервно дернулась. — То есть весь мой опыт говорит, что подобное состояние может быть лишь результатом некоего излишнего психоисправительного вмешательства. Дурманного, несомненно. Но никаких его признаков обнаружить не удается, а значит, и осмысленно лечить мы не в состоянии. Наблюдать это очень тяжело, ечи. Беспомощность… она просто душит.

Врач несколько раз с силой провел взад-вперед ребром ладони по сукну, покрывавшему стол.

— Уфа жэньшоудэ… — едва слышно пробормотал он, потом вздрогнул и, хотя все его прекрасно поняли, повторил по-русски: — Невыносимо.

Он запнулся.

— Говоря иными словами, налицо немотивированное, внезапное и устойчивое, ничем не объяснимое безумие, — закончил он сухо. — В данный момент мне сказать более нечего.

Шилан, уложив подбородок на смуглые волосатые кулаки, громко втянул воздух носом.

Сыма помолчал, потом вынул из рукава халата туго скрученный, плотный свиток.

— Здесь все в подробностях, — сказал он и положил свиток на стол перед собой. — Отчет о проведенных разборах и отчет о принимавшихся мерах. Если хотите, я доложу прямо сейчас…

Он умолк.

— Пока не стоит, Рудольф Глебович, — мягко ответил Алимагомедов. — Пока не стоит. Суть мы поняли: ничего. Маленький врач покивал.

— Ничего, — подтвердил он.

— Еч Крюк, — сказал Алимагомедов. Есаул пригладил волосы, чуть кашлянул. «Да что это с бравым козаком? — уже не на шутку встревожился Баг. — На себя не похож…»

— Я приехал к месту происшествия несколько позже других — вследствие недомогания, — сипловато проговорил он, — но все мероприятия проводились уже моей бригадой и под моим руководством. Сразу после того, как неотложная повозка увезла драгоценного преждерожденного боярина, в присутствии трех понятых и представителя этического надзора преждерожденного Оуянцева-Сю, нами для проведения первичного осмотра была согласно уложений вскрыта дверь боярских апартаментов, и я могу озвучить…

Алимагомедов брезгливо вздрогнул и раздраженно хлопнул ладонью по столу.

— Дражайший Максим Леопольдович, — язвительно перебил он, — я не совсем вас понимаю. Вы что же, не присутствовали на месте происшествия и собираетесь читать по бумажке то, что вам написали подчиненные? — Крюк побагровел. — Или плохо владеете русским наречием? Извольте правильно подбирать слова! Странно, что мне, даргинцу, приходится сообщать это вам, русскому. Подобные мелочи, конечно, условность… но, смею вам напомнить, культура на девяносто процентов состоит из условностей. А мы, в нашем учреждении, по отношению к культуре должны быть особенно щепетильны и трепетны… Продолжайте.

«Нервничает Пересветыч», — подумал Баг. «На каком он нерве, однако!» — подумал Богдан.

Рудольф Глебович Сыма глянул на Алимагомедова с пониманием.

Баг неловко поерзал. Он сам несколько раз ловил себя на том, что бездумно повторяет в подобных ситуациях это бессмысленное словцо, вошедшее в употребление с легкой руки одного модного телеобозревателя, даже, помнится, однажды — в разговоре с тем же Пересветычем. Алимагомедов тогда высоко поднял правую бровь и посмотрел с недоумением на Бага, но ничего не сказал… А тут отыгрался — и, конечно, нарочно, чтобы Баг слышал. «Не повезло Крюку, — подумал Баг сочувственно, — попал под горячую руку…» И чтоб не глядеть ни на Крюка, ни на Алимагомедова, он уставился на украшавший стену напротив него портрет знаменитого человекоохранителя времен Великой Танской династии Ди Жэнь-цзе.

Крюк побагровел.

— Прошу прощения, драгоценн… — сдавленно начал он, но грозный шилан нетерпеливо его прервал:

— К делу, к делу!

Крюк вытер пот со лба.

— Первичный осмотр позволил установить, — продолжал он, — что у драгоценного преждерожденного боярина…

— Говорите короче, — мягко попросил Богдан из своего угла. — Пожалуйста. У прера ад-Дина…

— У прера ад-Дина, — вздрогнув, повторил после паузы несчастный Крюк, — совсем недавно, перед самым… происшествием, был посетитель. Один. Мужчина. Оба курили. Судя по количеству окурков, разговор был довольно напряженным и длился не меньше часа. Разбор окурков никаких посторонних примесей в табаке не выявил.

— Разбор проводился… — начал было Алимагомедов, но Крюк предвосхитил его вопрос:

— Самый детальный, вплоть до спектроскопического.

— Я настоял, — подал голос Сыма. Шилан, коротко покосившись на врача, кивнул и вновь перевел взгляд на козака.

— На столе в гостиной обнаружены были также кофейник и две чашки с остатками кофея. — Крюк отчетливо и старательно выговорил последнее слово, вспомнив, видимо, что среди неработающих столичных дам не так давно стало модно выговаривать его на варварский манер: «кофе» — и если шилану почудится, будто так сказал и он, новой взбучки не миновать. — Кофей бразильский, судя по характерному набору микроэлементов, обнаруженных при разборе, — с плантаций фирмы «Гомеш, Лумиш и Хипеж». Высококлассный кофей. Никаких посторонних веществ ни в кофейнике, ни в чашках — ни в той, ни в другой — не обнаружено. Там же, на столе, находилась наполовину пустая бутылка вина «Цветущая слива»…

— Слабые следы алкоголя в крови потерпевшего нами найдены, — вновь уточнил Сыма, — но доза крайне незначительна. Вино никак не могло привести к подобным последствиям.

— Пили также оба, — продолжал Крюк, — следы вина найдены в двух бокалах. Если пили поровну, на каждого пришлось не более ста — ста десяти граммов. Никаких посторонних веществ в вине нет — ни в бокалах, ни в самой бутылке. Надо отметить еще, что ни малейших видимых признаков беспорядка, ссоры, чересчур эмоциональных действий — не обнаружено. Тщательный разбор бумаг производится. По апартаментам все, — он перевел дух и опять нервным жестом пригладил волосы. — Показания соседей-свидетелей позволили установить, что прер ад-Дин жил довольно одиноко и уединенно… Хотя он и имел временную супругу, но, как говорят, она не жила с ним под одной крышей и посещала мужа довольно редко, не чаще раза в седмицу. Последний раз она появлялась на Больших Капиталов три дня назад. Во всяком случае, так показали соседи.