Книга Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

Рамон и Северо двигались впереди, а Ана с Иносенте следовали за ними. Северо объяснял что-то Рамону; Ана слышала только часть его слов, а остальное угадывала. Она удивилась, узнав, какие огромные площади требуются не только для выращивания тростника, но также и для переработки его в сахар.

Она читала записки путешественников по Вест-Индии, например Джорджа Флинтера, чья книга произвела огромное впечатление на Рамона, Иносенте и дона Эухенио. Ана делала пометки на полях отчетов, составленных владельцами плантаций с Испанских и Британских островов, изучала их приемы и способы управления. Однако, окидывая взглядом широкие просторы, она понимала: мало что пригодится ей в новой жизни. Все ее чувства обострились, и теперь она осознавала, насколько отвлеченными были ее изыскания. Реальность с первого взгляда оказалась знакомой и в то же время абсолютно чужой.

Еще до полудня они въехали на главный двор, батей, который был словно охвачен лихорадкой: туда-сюда сновали женщины, мужчины, повозки, волы, мулы, дети, лошади, собаки, свиньи, козы и цыплята. Терракотовая земля была завалена тростниковым мусором — листьями и обрубками стеблей. Мухи роями вились возле повозок, груженных тростником, вокруг людей и животных. В воздухе был разлит приторно-сладкий аромат кипящего сиропа. Пепел из трубы тонким серым слоем покрывал все вокруг, включая суетившихся работников, оборудование, животных, и образовывал серую пену на поверхности пруда, из которого наполняли лохани, чтобы поить скот, и брали питьевую воду для рабов.

Казалось, вокруг царил хаос, но Ана помнила из прочитанных книг и отчетов, что все работы на сахарном заводе подчинены строгому порядку: необходимо было как можно скорее обрабатывать срезанный тростник и варить сок, так как стебли загнивали очень быстро.

— А это, наверное, трапиче, — сказал Рамон, когда они приблизились к ветряной мельнице.

— Да, сеньор, это пресс для тростника. Он приводится в действие силой ветра, дополняемой воловьей тягой. С помощью вон тех больших деревянных катков выжимают сок.

— А это багасса, да? — догадалась Ана.

Северо оглянулся, словно удивившись тому, что она их слушает.

— Да, сеньора, побочный продукт называется багасса.

Мы скармливаем его скоту и используем для мульчирования.

Поняв, что хозяйка участвует в разговоре, Северо стал говорить громче и оборачиваться к ним, проверяя, слышат ли Ана и Иносенте его слова.

— После трапиче располагается варочное отделение, где сок превращается в кристаллы вот в этой череде медных котлов. — Он остановился, как будто спохватившись. — Простите. Вероятно, я обрушил на вас слишком много информации после столь длительного путешествия.

— Нет, это интересно, правда, Иносенте?

— Да, очень, — подтвердил тот. — Пожалуйста, продолжайте.

Северо кивнул и снова заговорил:

— За варочным отделением вы видите цех рафинирования. Вон в тех длинных желобах кристаллы остывают, а сироп стекает в бочки. Когда сахар достаточно подсыхает, его формуют и пакуют в сорокапятикилограммовые деревянные бочки на продажу.

— Насколько я понимаю, — прервал Рамон, — патока используется при производстве алкоголя?

— Да. Большинство плантаторов оставляют немного мелассы и изготавливают спиртные напитки для собственного потребления, но основная часть продается винокурням со специальным оборудованием, которые перерабатывают сырье в больших объемах и поставляют продукцию на рынок.

Плантация долгие годы находилась в запустении, и все механизмы устарели. Ветряная мельница стояла на недостаточном возвышении, и ее огромные лопасти нуждались в починке. Варочное отделение, цех рафинирования, все подсобные сооружения и флигели были залатаны как попало, и в тех местах, где доски либо сгнили, либо оказались слишком коротки, зияли огромные дыры. Ана и ее спутники проехали мимо куартелес для одиноких рабов — двух прямоугольных строений, разделенных пыльным двориком с рывшимися в земле курами. За бараками стояло несколько маленьких хижин, крытых тростником и служивших приютом для семейных пар и их детей. Кое-где вокруг жилых строений были разбиты огороды, здесь трудились дети, слишком маленькие для работы в поле, и старики, слишком слабые для какого-нибудь другого дела.

Ана глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Большинство рабов оказались сгорбленными стариками, словно груз, который они таскали все эти годы, по-прежнему давил на спину. У кого-то недоставало ушей, пальцев, кистей или рук ниже локтя. Некоторые хромали — их щиколотки и ступни были вывернуты самым неестественным образом. Взрослые были одеты в лохмотья, а дети ходили голышом, вздутые животы выпячивались над тоненькими ножками-палочками.

Подъехав к жилому дому, Ана пришла в еще большее смятение, испугавшись, что хозяйский особняк находится в не лучшем состоянии, чем производственные сооружения или работники завода. Двухэтажную касону по второму этажу опоясывала открытая веранда, куда вели две грубо сколоченные лестницы, одна из которых находилась спереди, а другая — с задней стороны дома, возле кухонной пристройки.

— Большая часть помещений нижнего этажа служит хранилищем, — объяснил Северо. — Там же комната для слуг.

Ана сощурилась на полуденном солнце. Вид деревенского строения из неотесанных досок, прибитых к плохо подогнанным бревнам, ошеломил ее. Внутренние перегородки не доставали до потолка или же до дощатого пола с широкими половицами. Потолок под рифленой металлической крышей был обит узкой филенкой. Ярко-зеленая ящерица размером с ботинок Аны висела головой вниз на одной из планок, игнорируя силу тяжести. Двери и окна представляли собой высокие ставни, открывавшиеся на веранду и закрывавшиеся с помощью толстого бруса, который просовывали в железные крюки. Мебели в комнатах оказалось немного: маленький прямоугольный стол со скамьями в столовой, еще две скамьи в гостиной, стол и стул в кабинете. Внутри дом недавно выкрасили в унылый, бледно-зеленый цвет, и смоляной дух еще витал в воздухе.

Осматривая дом, Рамон, Иносенте и Северо наблюдали за выражением лица Аны.

— Да, здесь определенно не хватает женской руки. — Она изобразила храбрую улыбку и отвернулась, чтобы бросить на одну из скамей шляпку и перчатки.

Когда Ана рисовала себе свое будущее в новом, бескрайнем мире, ей и в голову не приходило, что жить придется в подобных условиях. Она всегда воображала каменный дом с выложенными плиткой полами и тяжелой, темной испанской мебелью из своего обеспеченного детства. Ана обернулась и встретила встревоженные взгляды мужчин, прикованные к ее лицу. Особенно пристально смотрел Северо Фуэнтес, словно по первому ее слову или жесту он был готов приступить к действиям.

— Не стоит беспокоиться, — сказала Ана, встретившись глазами сначала с Рамоном, а потом с Иносенте и пытаясь убедить в первую очередь себя. — Все будет хорошо.

Братья с облегчением вздохнули.

Северо кивнул, как если бы она правильно ответила на экзамене, и опять мимолетная улыбка тронула его губы. Она чувствовала: он точно знает, о чем она сейчас думает, и для него не осталась незамеченной ее попытка скрыть замешательство. Ана злилась из-за своего глупого поведения, но еще больше ее раздражала способность Северо видеть то, что от глаз Рамона и Иносенте было скрыто. За его внешней услужливостью и почтительностью угадывался острый ум. Как и тогда, на берегу, Северо вроде бы находился среди них, но одновременно опережал всех на шаг.