Книга Лорд Безупречность - Лоретта Чейз

Лучше бы она не писала, подумал Перегрин. Необычные письма таили серьезную опасность.

Ему не следовало быть сейчас здесь, рядом с рыжеволосой, синеглазой девочкой. Никто из взрослых в его семье не одобрил бы эту дружбу. Мисс Уингейт была обманщицей. Сегодня, например, сказала маме, что пойдет в музей со школьной подругой, в сопровождении ее матери.

Если честно, то сам Перегрин тоже умолчал о некоторых существенных деталях экскурсии, но он хотя бы не говорил откровенной неправды. И все равно совесть не давала покоя. Оливии же, судя по всему, муки совести были совершенно не знакомы.

Молодой граф знал это; знал, что Оливия способна на многое. Но ничего не мог с собой поделать. Противостоять ей было невозможно – точно так же, как оторваться от чтения занимательной истории о привидениях. Если уж начал читать, то непременно дойдешь до самого конца.

– Взрослые проверяют все твои письма? – поинтересовалась Оливия.

Перегрин покачал головой:

– Кроме тех, которые приходят от родственников и от школьных товарищей.

– Тогда все очень просто. Почерки родственников, наверное, все знают, так что я притворюсь одним из бывших одноклассников. Выберем имя и название школы, а почерк я изменю – так, чтобы походил на мальчишеский.

Предложение звучало крайне заманчиво. Яркие, безудержные, полные фантазии письма Оливии определенно скрасят нудные школьные дни. Но разве это не преступление? Если дядя узнает….

– Ты очень бледен, – заметила Оливия. – Наверное, мало бываешь на воздухе. Или плохо ешь. На твоем месте я ни за что не позволила бы Шотландии испортить себе аппетит. Это прекрасное место, и далеко не все шотландцы так суровы, как принято думать.

– То, что ты предлагаешь, называется подлогом, – прошептал Перегрин. – Это серьезное правонарушение. Тебя могут посадить в тюрьму и даже повесить.

– Так ты считаешь, что лучше просто прекратить переписку? – беззаботно поинтересовалась Оливия.

– Наверное, это самое разумное.

– Да, скорее всего ты прав. Ну а необходимые детали я постараюсь проработать самостоятельно.

Перегрин знал, что спрашивать не стоит, но удержаться не мог. Через минуту вопрос сам выпрыгнул из него.

– Какие детали? – прошептал он. – Относительно чего?

– Детали моего испытания, служения, – так же тихо ответила она.

– Какого служения? Ты все равно не сможешь стать рыцарем, пока не вырастешь.

Мальчик учился куда быстрее, чем казалось дяде. Перегрин не стал повторять роковую ошибку и заявлять, что Оливия совсем не сможет стать рыцарем. От этого она сразу взбесится. Он не боялся нового нападения, но опасался, что скандал привлечет внимание. А это окажется тем самым роковым происшествием, о котором предупреждал дядя, и немногие оставшиеся уроки рисования сразу пропадут.

– Не могу дождаться, когда вырасту, – призналась Оливия. – Теперь, когда ты уезжаешь и уроки прекращаются, мы с мамой теряем всякую надежду на лучшую жизнь. Придется как можно быстрее взять дело в собственные руки и начать срочно искать сокровище.

Несколько тайных писем во всех ужасных подробностях рассказали Перегрину, почему Оливия и ее мама считались прокаженными и отверженными. Он выяснил, что семейное проклятие заключалось в дурной славе. Оливия жизнерадостно признавала, что ужасные Делюси в полной мере заслужили собственную репутацию. Это касалось всех, кроме мамы, которая совершенно не походила на остальных. Оливия даже считала, что если у мамы и были недостатки, то они происходили исключительно от излишней добропорядочности.

Перегрин решил, что если Оливия представляет собой мягкий, облагороженный вариант семейного характера, то эпитет «ужасные» – это колоссальное преуменьшение.

Письма изобиловали упоминаниями то одного порочного родственника, то другого. Но вот о сокровище в них не было ни слова.

– Какое сокровище? – не удержался от вопроса Перегрин.

– Сокровище Эдмунда Делюси, – зловеще прошептала Оливия, – моего прапрадеда, пирата. Я точно знаю, где он спрятал клад.

Субботним утром Батшеба вышла из дома в прекрасном настроении. В ридикюле лежал список предполагаемых адресов.

Она методично осматривала дома на отходящих от Сохо-сквер улицах и на самой площади.

А тем временем теплое, ясное утро сменилось неприветливым, даже неприятным днем. Вскоре после полудня задул холодный ветер, а солнце спряталось за тяжелыми серыми облаками. Спустя еще пару часов ветер стал пронизывающим, а облака потемнели, неумолимо увлекая за собой состояние души.

Оказалось, что комнаты в районе Сохо, которые миссис Уингейт могла бы себе позволить, были еще хуже тех, в которых они с дочкой жили сейчас. Как бы там ни было, а в квартале «Разбитого сердца» старинные дома сохраняли остатки прежнего величия. И далеко не все просторные комнаты были поделены на крохотные клетушки.

Больше того, приличный в своей центральной части район стремительно терял привлекательность – точно так же, как и тот, в котором она жила сейчас. Всего лишь несколько минут спокойной ходьбы на юго-восток, и вы оказывались в печально известных трущобах Сент-Джайлз.

Приходилось признать, что суббота пропала даром. Вместо мечты о новом доме впереди маячили лишь долгие часы и немалые усилия, которые еще предстояло потратить на решение непосильно сложной задачи.

Неправдоподобно дорогие уроки лорда Лайла заметно улучшили финансовое состояние, однако кардинального изменения обстоятельств они не принесли.

Лондон оказался куда дороже, чем подсказывало воображение. Батшеба все чаще и чаще спрашивала себя, правильно ли поступила, приехав в столицу. Дублин выглядел и дешевле, и дружелюбнее.

И все же Ирландия оставалась бедной страной, а потому художнику было очень нелегко найти работу. Да и о хорошей недорогой школе для Оливии там можно было только мечтать.

В Лондоне дочка ходила в школу мисс Смитсон на Нью-Ормонд-стрит. Меньше чем за год учителям удалось полностью уничтожить следы провинциального ирландского акцента. Теперь Оливия говорила именно так, как и положено говорить приличной молодой леди. Если бы еще кто-нибудь взялся научить ее прилично себя вести! В школе, среди одноклассниц и под пристальным, почти смертоносным, взглядом мисс Смитсон артистичная Оливия являла собой образец добродетели. Но к сожалению, от многих поколений родственников по материнской линии она унаследовала сущность хамелеона, а потому без особого труда вписывалась в окружающую обстановку. Однако едва выйдя за школьный порог и оказавшись среди людей совершенно иного склада, Оливия становилась неузнаваемой.

Возвращение в Ирландию не смогло бы исправить положение.

Лондон поражал обилием возможностей. Но в то же время он предоставлял их недешево и взамен требовал огромных усилий.