Книга Вещий князь. Книга 2. Первый поход - Андрей Посняков

— Вот смотри, — оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, лишь чуть шевельнулись кусты дрока, что и понятно — ветер, продолжал Эрмендрад. — Мы сегодня должны отработать на монастырь от восхода солнца до самого его заката, так?

— Ну, так, — согласно кивнул Оффа.

— А мы тут сколько уже возимся?

— Ууу… — Оффа улыбнулся. — Долгонько… Так ведь, пока лошадь нашли, пока ось чинили…

— Вот то-то и оно. — Эрмендрад наставительно поднял вверх палец и довольно улыбнулся. Что поделать, любил иногда поучить молодежь, была у него такая слабость. — И назад в монастырь торопиться не будем. Явимся к полудню, там, пока яму роем, — и вечер. Вот и день прошел. А завтра в своем-то хозяйстве работы хватит.

— Ох, и умен же ты, дядюшка! — восхищенно присвистнул Оффа. — Вот бы мне этак рассуждать научиться.

— Поживи с мое. — Эрмендрад самодовольно улыбнулся.

Слова его вызвали искренний интерес не только у простоватого Оффы, но и человека куда как умнее и пройдошистей. В кустах дрока, как раз за спиной разговаривающих крестьян, давно уже — как увидел повозку — прятался Конхобар Ирландец. Покинув надоевший кнорр вслед за рыжим Вазгом, он потерял его из виду и, прикинувшись паломником, долго бродил по всем дорогам, пока не наткнулся на трупы. Рыжего Конхобар узнал сразу и в смерть его от разбойников не поверил — нет, тут дело явно не обошлось без черного колдовства Форгайла! Потому, увидев подъезжавшую к трупам телегу с крестьянами, Ирландец даже не стал обыскивать парня, знал — никакого волшебного камня он там не найдет, а на всякий случай спрятался за кустами. Мало ли. Подслушанная беседа несколько позабавила его, но то, что он услыхал далее, заставило резко насторожиться.

— Хочешь посмеяться, дядюшка? — садясь на облучок телеги, обернулся Оффа. — Третьего дня пошел косить на дальний луг, вдруг слышу: голоса чьи-то, смех… Подобрался поближе, глядь, а в копне целуются. Тот молодой дан, что недавно подобрали у реки, и девка-послушница. Ну, та, безумная. Магд, кажется…

— Магн, — поправил Эрмендрад. — Девку жалко — красивая, а вот ум Бог забрал.

— Или дьявол, — засмеялся Оффа.

— Да уж скорее второе, — усмехнулся про себя прятавшийся в кустах Ирландец. — Однако — Магн. Магн? Сумасшедшая Магн… Нет, не может быть. Хотя… Если это так… Если это та самая Магн… Ее ведь можно запросто натравить на Форгайла! Да и натравливать не надо, похоже, она сюда за тем и явилась. Если это, конечно, она. Надо узнать поточнее, и как можно скорее. Переночевать сегодня в хижине… и не у хитрована Эрмендрада, а вот, скажем, у Оффы. Заодно расспросить поподробнее… А завтра — к монахам, здрасте, мол, я тоже поклонник распятого Бога, пришел… как это у них называется? А, замолить грехи. Но пока займемся Оффой. Посмотрим, где его хижина… А, вот как раз и попутчики.

Из-за холма на дороге, ведущей к монастырю, показалась толпа паломников. Не такая уж большая, но и не маленькая — человек десять.

— Эй, братья! Подождите, — выскочил из кустов Конхобар.

Хижина Оффы — а жил он с женой и двумя маленькими детьми (остальные четверо умерли в прошлую голодную зиму) — небольшая, шагов шесть на восемь, до половины вросшая в землю, располагалась в самом конце деревни, у леса. Стены из подгнивших бревен (спасибо отцу настоятелю и за такие) были кое-как — переделать все некогда было — проконопачены мхом, узкие оконца на ночь затыкались сеном, деревянные, рассохшиеся от солнечных лучей ставни валялись на улице рядом. В конце двора, огороженного низким плетнем, стоял покосившийся амбар, а за ним — хлев, где мычала одинокая коровенка. Во дворе копошилась пара свиней и несколько уток. Куриц и иной какой живности не было вовсе. Бедновато жил Оффа. Вообще-то он никогда и не приглашал паломников, хотя бывали времена — особенно по большим праздникам, когда и в монастыре и в деревне для всех не хватало места. Нашел бы, где разместить, если постараться, да вот хоть в амбаре. Или сам бы туда ушел с женой да детьми, долго ли? Так и поступил сейчас, когда попросился к нему ночевать сутулый узколицый парень. Довольно приятный на вид, правда, несколько надменный и чем-то неуловимо напоминавший деревенского хитрована дядюшку Эрмендрада. Явился прямо к ночи, сказал, отец келарь посоветовал, как самую спокойную хижину. Ну, раз отец келарь… Оффа развел руками. Нашлись бы, конечно, в деревне дома и получше, но вот насчет спокойствия — тут отец келарь прав. Хижина-то на самой околице, у леса, — и собак поблизости нет, все в деревне, а единственный пес Оффы Хакон сдох в конце весны от бескормицы.

— Я вот так скажу, не повезло этой девке. — допивая эль из фляги, выставленной на стол запасливым гостем, поведал Оффа. — Ну, той, про которую ты спрашивал, а я вот пару раз сталкивался, да и монахини рассказывали… Одна, сестра Ульфила, вон, был случай, сидела с моей Вульфридой, и…

— Ты мне про ту девчонку расскажи, друг Оффа, — перебил хозяина Ирландец. — Она что, в самом деле безумна?

— Ха! — Оффа ударил кружкой по столу. — Говорю ж тебе, совсем. Монахини в глаза ее только взглянули — бесовские, сказали, глаза; епитимью матушка настоятельница наложила — сено косить да вязать в снопы. Но, что и говорить, девка работящей оказалась, потому и не гонят ее из монастыря, хоть и неизвестно, кто она да откуда. Нашли в лесу — глухое местечко, не всякий и знает, — монахини там травы лечебные собирали, после рассказывали: словно вдруг вихрь налетел — а дождя-то быть не должно, небо-то чисто было, — монахини от дождя в самую чащу спрятались. Дождь быстро прошел, словно и не было, тихо так стало, благостно, птички запели, а сестра Ульфила — есть там такая сестрица, ужас до чего непоседливая женщина, — вот как-то раз… это как раз было в тот день, когда в монастырь, по велению отца Этельреда, принесли раненого дана, в богатой такой кольчуге, видно сразу — конунг, мы его с дядюшкой Эрмендрадом и несли, так этот дан, потом уже…

— Друг Оффа! Ты мне не про дана, ты про блаженную рассказывай!

— Так я и говорю. А что, эль уже кончился? Еще одна баклажка есть? Эх, хороший ты человек, братец, это я тебе от чистого сердца. Ну так вот. — Оффа отхлебнул из налитой гостем кружки и продолжал, вытерев мокрые губы засаленным рукавом туники. — Сестрица Ульфила и услыхала — будто стонет кто-то. Вот сестры и пошли на стон, перекрестясь осторожненько, глянь, а на поляне, у пня, лежит девица в разорванном платье, ну, нагая почти. Сама бледная, дышит тяжело и стонет этак жалобно. Ульфила похлопала ее по щекам — та и очнулась, глаза раскрыла — точно, безумная. Видно, разбойники снасильничали — вот и сдвинулась немного умом, такое бывает. Ну, да Господь милостив. Матушка настоятельница, добрая душа, пригрела бедняжку в обители, в послушницы взяв. А сестрица Ульфила рассказывала как-то жене моей, Вульфриде, что послушница новая, Магн, — сестра Венедикта, так ее называть стали, по имени святого Венедикта, чей день был, когда нашли несчастную там, в лесу, — так вот, сестра Венедикта другим сестрам о себе ничего рассказать не смогла — видно было, начисто все позабыла, ну а так — смирна, работяща, приветлива, слова худого не скажет и в молитвах прилежна. Матушка аббатиса ее в пример ставит.