Книга Форпост. Найди и убей - Андрей Валерьев

В животе заурчало. Не евший с раннего утра Маляренко взвесил в руке подарок Коли и прибавил шагу.

Дойдя до места будущего ночлега и побросав как попало в быстро вырубленное тесаком убежище все свои вещи, Иван принялся готовить ужин. За две недели жизни в поселке Маляренко частенько помогал на кухне, и хотя до приготовления основных блюд Светлана его не допускала, зато охотно принимала помощь в виде чистки рыбы или ощипывания и потрошения птиц. Так что в приготовлении пищи Иван здорово поднаторел. Поужинав, Маляренко, с удобством устроившись на берегу ручья, принялся мастерить копье. С ножом и палкой он, не мудрствуя лукаво, поступил совсем просто — примотал при помощи спертой из «Газели» стальной проволочки первое ко второму. Получилось, прямо скажем, неказисто. С сомнением оглядев обмотку, Иван попробовал ее на прочность. Нож сидел на древке как влитой.

— Нормально! — Повеселевший Маляренко вскочил, сжимая в руках двухметровое копье. Издав боевой клич то ли индейца, то ли шаолиньского монаха, он изо всех сил крутанул шест, изображая нечто подсмотренное из старых китайских боевичков.

— Ай! Ухххх… Мля! — только и успел выдохнуть Иван. Тяжеленное древко больно вывернуло ладонь, и копье, кувыркаясь, улетело на десяток шагов. — Аккуратнее надо быть, Иван Андреевич, аккуратнее.

Иван подобрал оружие и, похохатывая в душе над самим собой, грозно оглядел окрестности.

— Ну? Где ж вы, твари? Идите-ка ко мне.

Фраза получилась совсем киношной, и, все еще посмеиваясь над своим новым образом могучего древнего воина, Маляренко уже серьезно и пристально огляделся. Вокруг была вечерняя степь, овеваемая теплым ветром. В небе парила пара птиц, а в траве вовсю стрекотали кузнечики. Койотов на горизонте не наблюдалось. Дядя Паша серьезно разогнал стаю, и после нападения на дежурного люди этих животных больше не видели. Солнце ушло за горизонт, и степь разом перестала блистать желтым и оранжевым, сделавшись синевато-серой и какой-то холодной. В кустах проснулись цикады, устроив оглушительный концерт.

Иван поежился — ночи становились все прохладнее и прохладнее. Иногда дувший с моря бриз и вовсе можно было назвать холодным. А ветры, гулявшие в степи, постепенно перестали быть обжигающе горячими.

— Прав ты, Коля, конечно прав. Осень идет. — Иван подумал о том, что бывает после осени, и на миг пожалел о своем решении уйти. — Тьфу! На фиг, на фиг!

Маляренко еще раз сплюнул и мысленно продолжил: «Пойду по берегу. В том же направлении, куда и шел. Если это остров, то вернусь назад и тогда двину вглубь, подальше от берега. Если это не остров…»

На этом Ванина мысль закончилась. Куда и до каких пор идти, если он не на острове, — Маляренко не знал.

«Может, аборигенов каких найду».

Сначала Иван этой идеей вдохновился. Затем, припомнив судьбу капитана Кука, призадумался — становиться чьей-то едой не хотелось. Вообще, за время, проведенное в этом мире, Маляренко довольно неплохо освоился на природе. Пообвык, что ли. Ночевка в одиночестве его больше не пугала, да и с шакалами он справится. Появилась в нем такая уверенность. Если быть аккуратным и на рожон не лезть, то — справится. Маляренко еще раз поду мал, потом, соглашаясь со своими мыслями, кивнул: «Справлюсь».

Солнце село за горизонт, на небе высыпали звезды. Ваня зевнул и нырнул в убежище.

Впоследствии Иван часто задумывался над тем, что было бы, если бы он остался и не разрушил с таким трудом созданную Ермаковым систему противовесов. Всякий раз, размышляя на эту тему, он приходил к одному и тому же выводу: если бы не его дурацкая выходка — крови, скорее всего, можно было избежать. Но, что сделано, то сделано, и, делая уверенное лицо, Иван гнал подальше эти тщательно скрываемые мысли. И со временем это у него стало получаться все лучше и лучше. Вот чего он никогда не хотел бы забыть — так это урок, который он получил в ту памятную ночь. И который усвоил на «отлично».

— Ваня, Ваня! Иди к нам! — стоя по колено в морской воде, Оля и Света улыбались и зазывно махали руками. Иван в полнейшем обалдении стоял на песке пляжа и пялился на их загорелые тела не в силах тронуться с места. Ни с того ни с сего среди бела дня на пляже затрещали цикады и подул холодный ветер. Маляренко сонно застегнул молнию куртки доверху, вытер слюну и повернулся на другой бок.

— Черт! Приснится же такое, — пробормотал он, приоткрыв глаз. Было темно, и рассвет еще и не думал начинаться.

— Ваня! — Отчаянный женский крик вспорол тишину. — Ваня! Они идут! Беги! — Далекий голос сорвался на ультразвук, и схватившегося за копье Ивана подбросило, словно пружиной.

— Вернемся — пришибу суку! — Совсем рядом, за жидкой стеной кустарника раздался громкий мат. — Он где-то тут. Вон кострище. Не отставай!

Зашуршала сухая трава, и сразу последовала новая порция ругани.

— Не отставай!

В ответ кто-то неразборчиво пробурчал нечто утвердительное. Тяжелые шаги приближались ко входу в его убежище. Маляренко, прижавшийся спиной к веткам в самом дальнем углу своей норы, выставил перед собой копье и затих. Голос Ромы-аэропорта был все громче, он безостановочно, временами срываясь на крик, матерился, описывая ближайшее будущее Ивана. Будущее Маляренко, по версии Ромы, было очень неприятным. Хуже всего были проскальзывающие в бессвязной речи электрика истерические нотки, от которых у Ивана холодели кишки, а сердце билось так, что, казалось, его было слышно за километр. Рома явно обезумел. Упиравшиеся в спину Ивана ветви мягко пружинили, подталкивая его к выходу, но перепуганный Маляренко только сильнее вжимался в неподатливые заросли. Впереди зашуршало: там явно выламывали баррикаду. Холодеющий от ужаса Маляренко присел и покрепче сжал древко копья. В почти кромешной тьме ничего не было видно, только неясные тени, рыча, ворочались перед ним. Кровь в ушах стучала так, что Иван уже не разбирал речь своих противников. Древний животный страх перед темнотой и неведомыми врагами охватил его.

Из полуобморочного состояния Ивана вывел страшный удар в грудь. На миг задохнувшись, он громко, судорожно, со всхлипом вздохнул. В голове вспыхнуло где-то прочитанное «колоть чаще!». Со скоростью швейной машинки Иван короткими тычками стал бить копьем в ворочавшиеся перед ним сгустки тьмы. Сколько ударов он нанес — Маляренко не помнил. Время остановилось.

А потом все закончилось. Тьма сгинула, налетел теплый степной ветер, и снова застрекотали цикады. Очнувшийся Иван обнаружил себя сидящим среди кустов на земле, тяжко дышащим и судорожно сжимающим копье. В едва заалевшем рассвете было видно, что выход из убежища свободен, и просека тоже пуста.

Вихляющей походкой, на подгибающихся ногах и опираясь на копье, как на клюку, Маляренко выбрался наружу. Степь была необитаема и обыкновенна — никаких неизвестных чудовищ не наблюдалось. В небе гасли звезды, и пела утренняя птица. Окончательно прогоняя ночное наваждение, Ваня потряс головой. Это была большой ошибкой — желудок не выдержал, и Маляренко вырвало. Копье вдруг стало липким и мокрым. Терпко запахло кровью, ноги отказали окончательно, и Иван; рухнул на пятую точку. Вокруг поплыла мерзкая вонь, а сидеть стало очень неудобно. Почему-то вспомнился старый анекдот. Маляренко упал на бок, подтянул колени к подбородку и истерически расхохотался: — Концепция переменилась. Я обоср…ся.