Книга Признания на стеклянной крыше - Элис Хоффман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доехав до места, Диана поставила машину и направилась на кладбище. Архангелово — самое старое в этом городе. Диана заранее условилась о встрече, и в ритуальном помещении ее уже ждал служитель, некий мистер Хансен. Выслушал ее очень сочувственно и предложил отвезти на участок — Диана, правда, предпочла ехать следом на собственной машине.
— На одно место участок или семейный? — осведомился мистер Хансен.
Невыносимо представить, как Арли будет лежать там одна-одинешенька…
— На семью, — сказала Диана.
Следуя за фургончиком Хансена на дальний конец кладбища, она услышала за своей спиной какую-то возню. Не птица ли залетела в открытое окно? Диана глянула в зеркало заднего вида. Под одеялом, которое она держала в машине для малышки, кто-то был. Если это угонщик впрыгнул на ходу и потребует, чтобы его везли в Могавскую пустыню, она только спасибо скажет. С большой охотой, ответит она ему. Не сомневайтесь. Согласна ехать хоть на край света, лишь бы подальше от того, что творится здесь.
— Это кто там такой? — спросила она грозно. Быть может, не лучший тон для объяснений с угонщиком, но явно правильный, чтобы заставить собственного внука сесть и показаться из-под одеяла.
— Сэм Муди, — продолжала Диана. — Ты что, скажи на милость, тут делаешь?
— Хотел посмотреть, куда ты едешь, — отвечал мальчик.
Похоронщик впереди сбавил ход. Диана с удовольствием увидела, как много здесь растет больших деревьев. Дубы, кедры, ясень.
— Костеприемник, — сказал Сэм.
И правда необычный мальчишка. Неужели можно недолюбливать родного внука?
— Кладбище, — поправила его Диана.
— Я знаю, что остается от живых, когда они умирают, — сказал Сэм. — Прах да кости.
— Это не все. Есть еще душа.
Диану слегка мутило. Жара, наверное, да плюс к тому эти напасти со всех сторон…
— Ага, как же, — сказал Сэм. — Чистая брехня. — Они остановились. — Классные деревья, — отметил он. — Можно, я на какое-нибудь залезу?
— И не надейся! — Похоронщик знаками подзывал Диану к себе. Нужно было как-то держать в руках этого ребенка. — Ну разве что, если будешь хорошо себя вести…
Они с мальчиком вышли из машины и двинулись вперед по траве. Дошли до тенистого зеленого участка на шесть могил.
— Отлично, — сказала Хансену Диана. — Беру.
Сэм прошел к ровному месту у подножия огромного платана. Лег и посмотрел сквозь листву на небо. Ни единого облачка.
— Правильно выбрала, — сказал он. — Здесь тихо…
Голос у него был детский, тонкий, и Диана мысленно выругала себя за то, что мало любила внука все эти годы.
— Так и быть, лезь на дерево, — сказала она. — Только не очень высоко.
Сэм с радостным воплем вскочил на ноги.
— Это небезопасно, — предупредил их мистер Хансен.
Сэм тщетно пытался забраться на нижнюю ветку, не слишком надежную на взгляд со стороны. Да и парнишка был, кажется, не ахти какой ловкий.
— Я приехала покупать место для могилы, — отозвалась на это Диана. — У него умирает мать. Пусть мальчик получит удовольствие.
— Ну, как знаете.
— Вы, при такой работе, должны, наверное, особенно ценить жизнь.
— Не больше, чем любой другой, — сказал мистер Хансен.
На обратном пути они завернули в кафе-мороженое. Диана взяла себе рожок ванильного. Сэм выбрал «Джамбалину», уснащенную всякой сладкой всячиной обильнее даже, чем тот пломбир, которым изредка баловала его мать. Мороженое шести сортов и с тремя видами сиропа: сливочным, крем-брюле и клубничным. Такого обилия Сэм не выдержал — перед уходом, в сортире, его стошнило. Бабушку он про себя привык числить ведьмой. Во-первых — старая, во-вторых — не очень-то его любит, и пальцы на руках скрюченные, с распухшими суставами. Когда она оставалась ночевать у них, он после заглядывал под кровать в гостевой комнате, проверяя, нет ли там чьих-нибудь костей или яда. Сейчас, от усталости, позволил ей взять себя за руку, когда они шли к машине, хотя не выносил, чтобы его трогали чужие руки, кроме маминых. Ничего, думал он, в ванной, под краном, ведьмино прикосновение, скорее всего, отмоется. А может, она вообще добрая ведьма и умеет поворачивать назад время — тогда к его матери опять вернется здоровье.
— Ты не могла бы вылечить мою маму? — спросил он по дороге домой.
— К сожалению, нет, — сказала Диана.
Что ж — честная, по крайней мере. Хоть этого нельзя отнять. Когда они свернули к дому, оказалось, что на дорожке стоит грузовичок. На пассажирском сиденье, высунувшись в окно, сидела и гавкала шотландская овчарка.
— Чей это пес? — спросил Сэм.
Он знал, что каждый день у постели его матери сидит высокий мужчина, но, как мужчину зовут и что он тут делает, неизвестно. Очень похожий на того, кто приезжал к ним когда-то мыть окна.
— Друга нашей семьи, — сказала Диана.
Сэм не понял. Он, например, — член этой семьи, но у него ведь нет такого друга… Они вошли в дом. На кухне Джезмин кормила Бланку овсянкой. При виде Сэма девочка загулькала от радости.
— Карапузик-карапуз, у тебя от кашки — ус, — приветливо сказал ей Сэм.
Бланка залилась таким смехом, что овсянка брызнула у нее из носика.
— Ну и красиво так дразниться? — спросила Джезмин.
— Не девочка, а прямо вулкан! — заметил Сэм.
— А ты — грязный поросенок. Ступай-ка, дружок, наверх и умойся хорошенько перед обедом.
Голос Джезмин, обыкновенно твердый и звонкий, звучал надтреснуто. Сэм очень тонко чувствовал такое: изнанку вещей, часть мира, скрытую от глаз. Что-то разладилось больше обычного. На заднем дворике сидел его отец, прихлебывал из стакана, поглядывая на бассейн. Весь он как будто съежился, стал меньше. Ни разу не оглянулся.
— А что у нас на обед? — спросил Сэм. Это была проверка. Он внимательно наблюдал за Джезмин.
— Что ты захочешь, то и будет.
В обычное время она сказала бы — рагу, или гамбургеры, или макароны. Она была слишком занята, так что особо выбирать не приходилось.
Сэм вышел из прихожей и поднялся наверх. Дверь в комнату его матери стояла открытой. У него давно уже появилось такое чувство, будто она отсутствует. Иной раз скажешь ей что-нибудь, а она не слышит. Иной раз сама разговаривает с кем-то, кого в комнате нет. Она становилась в эти минуты вроде людей, о которых рассказывала ему, — витала, как они, где-то над крышами домов. Была такой невесомой, что Сэм, ложась рядом на кровать, чувствовал теперь себя крупней ее и крепче. От нее остались одни лишь кости, но кроме них — и что-то еще. Возможно, когда люди заводят речь о душе, это все же не сплошные выдумки. Возможно, что-то еще и в самом деле существует.