Книга Теория страсти - Сандра Мэй

— В каком смысле?

— Если это вывих, то я его вправлю. Боль сильная, но секундная.

Конни немедленно вспомнила горячую депиляцию и гордо усмехнулась.

— Секундные боли — мой конек. Только лучше не предупреждай меня заранее.

— Правильно мыслишь, сестренка. Для богатой бездельницы ты на редкость здравомыслящая девушка.

Конни тихонько улыбнулась про себя. Значит, он считает ее дочкой миллионера?

Отдышавшись и утерев слезы, Конни Шелтон пришла к выводу, что Дик Джордан гораздо честнее Роксаны Жилье. Боль была действительно сильная и действительно секундная. Дик взял ее за лодыжку, осторожно прощупал, потом вроде бы заинтересовался ее пяткой, а на самом деле подготовился и дернул. Что-то в ноге мерзко щелкнуло — и боль тут же прошла.

— Так. Очередной зачет. Первый раз вижу женщину, которая не орет как резаная, тем более что сейчас это не возбранялось. Теперь ногу надо поплотнее замотать.

— Зачем? И чем?

— Нам надо поднимать свои задницы и идти на разведку. Хорошо бы это был один из обитаемых островов Эксума, но вполне может оказаться, что мы здесь одни. Кроме того, надо почтить память моего конька.

— Конька?

— Да, самолета моего. Я его считал своим железным конем.

— Разве он не утонул?

— Хорошо, что ты не помнишь. Мы долбанулись ровно в линию вчерашнего прибоя. Пять метров вперед или назад — и нас бы уже доедали акулы.

Конни охнула. Акул в ее снах о Багамах не было.

— Так чем же мне ногу замотать?

— Сейчас.

Дик Джордан поднялся и лихо рванул остатки рубахи на груди. Конни почувствовала, что заливается неудержимым румянцем. Через секунду перед ней стоял полуголый мужчина весьма примечательной наружности.

По сравнению с черным от копоти лицом тело Дика казалось очень светлым. Широкая грудь напоминала два перевернутых блюда из золотистой бронзы. Впалый мускулистый живот, узкие бедра. Он был худощав, вряд ли его можно было назвать мощным, но в нем чувствовалась какая-то дикая, первобытная сила. Такая сила сквозит даже в самых ленивых движениях тигра. Перекатывается веревками мышц под шкурой волка. Заставляет бешено извиваться тело уже мертвой змеи. У Конни закружилась голова, и это не было последствием удара. А потом Дик придвинулся ближе, и она увидела шрамы.

Будь Конни Шелтон поопытнее и поизощреннее в «отношениях полов», она бы ни за что не сделала того, что сделала в следующий миг.

Она протянула руку и провела ладонью по жуткому кривому шраму, начинавшемуся на груди Дика, чуть пониже левого соска, и уходившему абсолютно ровной дугой через ребра на спину, под лопатку. Шрам был неровный, хотя и старый, уже белый, а вдоль него с двух сторон шли частым рядом круглые мелкие шрамы, как от пуль. Или от зубов, вдруг похолодев, подумала девушка.

— Что это?!

— Извини, забыл. Не падай в обморок, ладно? Это акула. Сравнительно мелкая и очень тупая.

— Боже мой…

— Да это давно было. Три года назад. Не здесь, на Барбадосе. Я там подрабатывал для океанологов. Ловил этих тварей. Слушай, сестренка, ты бы это… короче, сиди спокойно. Я нервничаю. Парень я молодой…

Конни ничего не поняла, но ладонь убрала. Глаз со шрама она не сводила и потому не заметила, как Дик вздохнул с облегчением.

Прикосновение девушки было неожиданным и откровенным, хотя явно не несло в себе никаких намеков. Девицы, с которыми Дик привык иметь дело, касались его кожи кончиками пальцев, легонько поглаживали, облизывали губы и негромко предлагали себя — вот и весь ритуал, но эта… Ее прикосновение было теплым, бесхитростным и очень приятным. Настолько приятным, что Дика обдало жаром с головы до ног.

Это лишнее, совсем лишнее. Им надо выбираться отсюда, а для этого встать, найти останки самолета, выяснить, что с рацией, а потом поискать воду и пищу. Секс в экстремальных условиях любят только идиоты и киношники, к тому же они оба грязные и окровавленные. Да и вообще, кто тут думает о сексе?!

Он с легким остервенением забинтовал припухшую девичью лодыжку, стараясь не смотреть на нежную кожу, просвечивающую сквозь лохмотья белых (в прошлом) брюк Конни. Поднялся и сурово велел:

— Давай, вставай. Надо искать самолет.

— И умыться.

— О, женщины! Ладно, и умыться.

— И еще… мне надо…

Она чуть не умерла, мямля эти слова, но природа брала свое. Как ни странно, Дик Джордан отреагировал совершенно спокойно.

— Еще бы не надо! Когда я пришел в себя на рассвете, мне тоже было надо, еще как. Двигай вон в те кусты. Там нет пауков.

— Каких таких пауков?

— Никаких. Это манзанилья, они не любят ее запах.

— Они тут ядовитые?

— Часть очень, часть не очень, часть вообще безобидна, но на вашего брата производит наибольшее впечатление, потому что размером с голубя.

— Ох…

— Орать будешь?

— Да нет, не так-то уж я их и боюсь, но…

— Понимаю тебя. Не очень приятно получить укус в самую беззащитную часть тела. Короче, вон там — безопасно.

Конни, прихрамывая, отправилась в указанном направлении, дивясь про себя тому, как легко и свободно она разговаривает на ТАКИЕ темы с малознакомым представителем противоположного пола. Видимо, шок. Сдерживающие механизмы социализации при сильном шоке отключаются, в дело идут инстинкты… Надо будет записать. Когда будет, на чем и чем. Потом они умывались в прибрежных волнах, и Конни не сразу осознала, что плещется в настоящем океане. Голове стало значительно легче, и девушка принялась осторожно смачивать морской водой противную корку на виске. Вода немедленно окрасилась розовым, а потом по виску и по щеке заструилось что-то горячее. Дик выпрямился, присвистнул и быстро подошел к Констанции. Решительно взял ее голову обеими ладонями и мягко повернул к себе правую сторону лица. Конни замерла. Прохладные от воды руки молодого человека держали ее очень мягко, очень осторожно, и это было удивительно приятно…

— Слава Богу, рана неглубокая.

— Это… кровь?

— В обморок будешь падать?

— Нет, я крови не боюсь. Только течет… неприятно.

— Стой тут, промывай. Сейчас защиплет, потерпи. Я быстро.

Он сгонял на берег и принес каких-то темно-зеленых листьев, размял их в пальцах и протянул Конни.

— Пожуй.

— Зачем?

— Жуй, говорят, а то сам буду жевать.

— Ну и жуй.

— Я должен залепить твою рану. Хочешь моими слюнями воспользоваться — ради Бога, мне не жалко.

Она опять покраснела и торопливо принялась жевать листья. Горечь была просто оглушающей, но аромат показался знакомым. Конни нерешительно посмотрела на подставленную ладонь Дика и выплюнула темно-зеленый комок. Он, нимало не смущаясь, размял комок в лепешку и старательно залепил рану на виске девушки, потом критически оглядел Конни и решительно взялся за ее блузку. Констанция мгновенно отпрыгнула назад.