Книга Свирепая справедливость - Уилбур Смит

- Мои люди считают, что мы могли бы добиться большего, - сказал министр обороны, тоже в очках, говорил он с сильным и резким африкандерским акцентом.

- "Атлас" - самая подготовленная и оснащенная антитеррористическая организация в мире, - сказал Келли Констебл, и премьер-министр хрипло вмешался.

- На этой стадии, джентльмены, попытаемся найти мирное решение.

- Я согласен, господин премьер-министр, - резко кивнул сэр Уильям.

- Однако я должен указать, что отчасти требования террористов совпадают с предложениями правительства Соединенных Штатов...

- Сэр, вы выражаете поддержку этих требований? - тяжело, но без виддимых эмоций спросил премьер-министр.

- Я только указываю, что их требования будут с сочувствием встречены в моей стране и что моему правительству легче будет использовать свое право вето на Генеральной Ассамблее в понедельник, если будут сделаны некоторые уступки в других направлениях.

- Это угроза, сэр? - спросил премьер-министр, и легкая невеселая улыбка не смягчила его вопрос.

- Нет, господин премьер-министр, просто здравый смысл. Если резолюция будет принята и проведена в жизнь, это означало бы экономический крах вашей страны. Она погрузится в анархию и политический хаос и станет уязвимой для проникновения Советов. Мое правительство не хочет этого, однако не хочет оно и подвергать опасности жизнь четырехсот своих граждан. - Келли Констебл улыбнулся. - Боюсь, мы должны найти мирный выход из этого затруднительного положения.

- Мой министр обороны предложил выход.

- Господин премьер-министр, если ваши военные нападут на самолет без предварительного согласия глав американского и английского правительств, наши страны откажутся от своего права вето, и, к сожалению, к вашей стране будут применены жестокие репрессии.

- Даже если атака удастся?

- Даже если атака удастся. Мы настаиваем, чтобы военное решение было принято исключительно "Атласом", - серьезно сказал Констебл и потом более мягко добавил: - Давайте обсудим минимальные уступки, на которые готово пойти ваше правительство. Чем дольше мы будем вести переговоры с террористами, тем больше вероятность мирного решения. Неужели нельзя хоть в чем-то пойти им навстречу?

Ингрид лично присматривала за раздачей завтрака. Каждому пассажиру дали по куску хлеба, одному печенью и чашке сладкого кофе. Голод ослабил способность пассажиров к сопротивлению, все остались после еды апатичными и равнодушными.

Ингрид прошла между ними, раздавая сигареты из не облагаемого таможенной пошлиной запаса самолета. Негромко разговаривала с детьми, остановилась, чтобы улыбнуться матери. Пассажиры уже прозвали ее "хорошая". Пройдя по салону первого класса, она по одному вызывала к себе товарищей, и они по очереди ели - сытный завтрак из яиц, хлеба с маслом и копченой рыбы. Она хотела, чтобы они сохранили как можно больше сил и энергии. До полудня она не может использовать стимулянты. Желаемый эффект наркотики дают только в течение семидесяти двух часов. После этого человек становится непредсказуем в своих действиях и решениях. Ратификация санкций, предложенных резолюцией, будет дана Советом Безопасности в полдень по нью-йоркскому времени в следующий понедельник - это семь часов вечера местного времени в понедельник.

До этого времени все ее люди должны быть активны и в хорошей форме, и потому она не решалась использовать стимулянты слишком рано, однако понимала, что недостаток сна и напряжение сказываются даже на ней; она нервничала и раздражалась, а, осматривая свое лицо в зеркале вонючего туалета первого класса, заметила, что глаза ее покраснели, и впервые увидела морщинки возраста в углах рта и глаз. Это беспричинно разозлило ее. Ей была ненавистна мысль о старости, и даже в вонючей атмосфере уборной она слышала запах своего немытого тела.

Немец, Курт, полулежал в кресле пилота, положив пистолет на колени, он громко храпел, красная рубашка его была расстегнута до пояса, и волосатая грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом. Он был небрит, и длинные черные волосы падали ему на глаза. Она ощущала запах его пота, и это почему-то возбудило ее. Она принялась внимательно разглядывать его. В нем ощущалась жестокость и грубость, мужественность революционера, которая всегда сильно привлекала ее - может, именно поэтому много лет назад она заинтересовалась радикалами. И неожиданно она ужасно захотела его. Но когда она разбудила его, положив ему руку на промежность, у него глаза были налиты кровью, из рта дурно пахло, и даже ее искусный массаж не мог возбудить его. Через минуту она с разочарованным восклицанием отвернулась.

Чтобы погасить возбуждение, она взяла микрофон и включила громкоговорители в пассажирских салонах. Она понимала, что действует неразумно, но начала говорить.

- Слушайте меня все. У меня очень важное сообщение. - Неожиданно она страшно разозлилась на всех. Они принадлежат к классу, который она ненавидит и презирает, он воплощает в себе несправедливое и больное общество, с которым она поклялась бороться. Все это жирные самодовольные буржуа. Они похожи на ее отца, и она ненавидит их, как ненавидела отца. Начав говорить, она осознала, что они даже не поймут ее языка, языка нового политического порядка, и ее гнев и раздражение против них и всего общества еще усилились. Она не сознавала, что неистовствует, пока вдруг словно со стороны не услышала свой крик, похожий на крик смертельно раненного животного, - и тут же замолчала.

У нее кружилась голова, и ей пришлось ухватиться за край стола, сердце усиленно стучало о ребра. Она тяжело дышала, словно пробежала большое расстояние, и потребовалась целая минута, чтобы она взяла себя в руки.

Когда она снова заговорила, голос ее по-прежнему звучал неровно и прерывисто.

- Сейчас девять часов, - сказала она. - Если в течение трех часов тираны не уступят нам, я вынуждена буду начать казнь заложников. Три часа, - зловеще повторила она, - всего лишь три часа.

Теперь она бродила по самолету, как большая кошка по клетке перед кормлением.

- Два часа, - сообщила она, и пассажиры отшатывались, когда она проходила мимо.

- Один час. - В голосе ее звучала садистская радость предчувствия. Сейчас выберем первых.

- Но вы обещали, - взмолился маленький врач, когда Ингрид вытащила из кресла его жену, а француз повел ее в рубку.

Ингрид не обратила на него внимание и повернулась к Карен. "Возьми ребенка, мальчика или девочку, - приказала она, - о, да, и еще беременную женщину. Пусть видят ее большой живот. Против этого они не устоят".

Карен провела заложников в переднюю кухню и под дулом пистолета заставила сесть рядом на откидные места членов экипажа.

Дверь в салон была открыта, и в кухне ясно слышался голос Ингрид, которая по-английски объясняли французу Анри:

- Чрезвычайно важно, чтобы срок ультиматума не прошел безнаказанно. Если мы пропустим этот первый срок, нам не поверят. Совершенно необходимо хотя бы в первый раз продемонстрировать сталь. Они должны понять, что наши ультиматумы не подлежат обсуждению, они бесповоротны...