Книга Шок от падения - Натан Файлер

Она не спала всю ночь. Я слышал, как она рылась в чулане, разбирая всякое барахло, которое им подарили на свадьбу: фаянсовые сервизы, столовые приборы, чайник, тостер… При этом она как будто поскуливала. Наконец отец сказал:

— Ладно, милая, хватит. Ложись, уже поздно.

Вокруг нас, в аккуратно запакованных коробках, стояла первая глава моей самостоятельной жизни.

— Отец приедет через пару часов, — сказала она. — Мы можем отвезти несколько ящиков. Пожалуйста, позволь нам помочь.

— Все будет в порядке. Мы уже обо всем договорились.

Джейкоб подружился с одним парнем в этом кебаб-хаусе. Хамедом. Кажется, так его звали. Сыном хозяина или вроде того. Хамед, который был старше нас на пару лет, уже владел собственным грузовым фургоном с низкой подвеской и затонированными стеклами. Половину кузова занимала мощная стереосистема, от звука которой, когда он подъехал к нашему дому, задрожала земля.

Он выкинул в урну сигаретный окурок и через открытое окно протянул руку моей матери.

— Так, значит, ваш повзрослевший птенчик вылетает из гнездышка?

Она уставилась на него.

Хамед потер затылок и, прищурившись, посмотрел на небо:

— Самый подходящий день для такого дела.

Сейчас я понимаю, что у Джейкоба осталось множество вещей, которые он даже не удосужился упаковать. Ну, типа постеров, зимней одежды и тому подобного.

Миссис Грининг с самого начала поддерживала его решение.

— У тебя должна быть своя жизнь, Джейки, — сказала она. — Я горжусь вами, мальчики.

Но ее голос слегка дрожал. Было ясно, что она боится. Теперь к ним ходили люди из социальной службы, но очень многое по-прежнему делал Джейкоб.

У нее был специальный пластиковый зажим, который она надевала на ручки и карандаши, чтобы их легче было держать. Наверное, миссис Грининг рисовала эту открытку целую вечность. Она изобразила домик, как его рисуют дети, с дымом, идущим из трубы, пушистыми облаками и солнышком с большой кривоватой улыбкой на лице. Она немного стеснялась этой картинки, потому что знала, что я хорошо рисую. Это она сказала, когда дарила ее нам. И еще она извинилась за то, что у нее нет даже конверта, и добавила, что нам не стоит выставлять открытку на видное место.

— Очень красиво, — сказал я.

Я и вправду так думал. Она напомнила мне что-то такое, в чем я не мог до конца разобраться, но мне было радостно и грустно одновременно.

Уже в квартире Джейкоб прилепил ее на холодильник магнитом. ПОЗДРАВЛЯЮ С НОВОСЕЛЬЕМ. А до тех пор она была вставлена в щель на приборной панели фургона, и он смотрел на нее, не говоря ни слова. Он тоже боялся.

Думаю, мама боролась с желанием забраться в картонную коробку, надеясь, что я аккуратно заклею ее с другого конца.

— Нет ничего стыдного в том, чтобы вернуться домой, если из этого ничего не получится.

Мама произнесла это не своим обычным голосом. Она старалась говорить как можно громче, чтобы и Джейкоб услышал, несмотря на грохот музыки.

— Все получится, — огрызнулся я, сердито глядя на нее.

Я послал ей воздушный поцелуй, типа: «Пока и счастливо оставаться». С моей стороны это было нехорошо, но мама не умеет читать между строк. Она сделала жест, как будто его ловит и прижимает к сердцу.

Такие минуты запоминаются до мельчайших подробностей, а все остальные просто заполняют пустое место.

Мы просигналили и отчаянно рванули с места.

Откуда ни возьмись на дорогу выбежал маленький мальчик и кинулся наперерез машине.

Он был одет в оранжевую куртку, и я не смог разглядеть его лица, потому что его закрывал капюшон. Но мне кажется, мне кажется: это был я. Я пытался убежать, но мама поймала меня на глазах у всей школы. Она несла меня к врачу, и сквозь дурацкий капюшон я слышал биение ее сердца.

Глядя в зеркало, я думал, что увижу, как она бежит следом.

Детка, подожди. Пожалуйста.

Нет.

Моя мать не двинулась с места. Она стояла, не шевелясь и прижав к груди мой поцелуй. Она так и будет стоять до тех пор, пока отец не придет с работы. Тогда он отведет ее в дом и даст таблетку.

Пока и

счастливо оставаться.

В ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР у нас обоих был выходной.

У нас не было нормальной мебели, поэтому мы кинули на пол в спальне свои матрасы и уселись на них сверху. От предыдущих жильцов осталась одна-единственная лампочка — в прихожей. Пришлось вывернуть ее оттуда. На кухне, чтобы можно было готовить, я включил свою старую настольную лампу.

Мы поужинали жареной картошкой и фасолью, обильно полив их кетчупом, и запили трехлитровой бутылкой сидра на двоих.

В моем пересказе это выглядит убого. Но на самом деле было здорово.

Во второй вечер мы оба работали.

Поэтому в три часа ночи мы приехали на велосипедах к нашей скамье под деревом и смотрели, как потихоньку начинает светлеть.

Джейкоб говорил о сумеречных животных. Он недавно узнал это слово и теперь выпендривался. Он говорил, что мы с ним — сумеречные животные, потому что наиболее активны на рассвете. Его волновали самые неожиданные вещи. Людей это немного пугает. Джейкоб из тех, о ком за спиной перешептываются. Говорят: «Похоже, у него не все дома». А им отвечают: «Да, какой-то он странный».

— Ты мой лучший друг, Джейкоб.

— Хотелось бы верить.

Я почувствовал, как его рука скользнула по моей. Нет, не то чтобы мы взялись за руки. Не совсем. Мы оба крепко сжимали в руках планки скамейки.

В третий вечер я был дома один.

Перед тем как лечь, я принял душ. Вытираясь, я мельком глянул на себя в запотевшее зеркало.

Ха.

Вы не знаете, как я выгляжу.

Я только сейчас сообразил. Я ведь не говорил, как выгляжу. Лишь однажды упомянул, что я высокого роста и толстею. Это все, что я сказал, но вы, возможно, не запомнили. Толстею я, потому что это побочный эффект лекарств.

Дениз Лавелл однажды дала мне листок, где все они были перечислены микроскопическими буквами, чтобы я ознакомился.

ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ, и дальше перечислялись:

— треваожность;

— сонливость;

— проблемы со зрением;

— дрожь или термор;

— потоотделение;

— тошнота;

— головокружение;

— депрессия;

— головная боль;

— рвота;

— повышенное слюновыделение;

— нарушение — аппетита;