Книга Время Химеры. Геном Пандоры - Юлия Зонис

- Вам лучше? - участливо поинтересовался преподобный.

- Намного лучше.

- Отлично. Дело в том, что брата Апшерона посетило сомнение. А где сомнение, там и смущение, где смущение, там и грех. Брат Апшерон утверждает, что надежно запер чужаков в сарае. И действительно, когда я освидетельствовал сарай, задвижка была на месте. Чужаки же, видимо, перенеслись к церкви дьявольскими кознями. Вы ведь человек ученый, брат Иисус?

Ковальский промычал что-то, с равной степенью могущее означать и подтверждение, и отрицание.

- Ученый. Поясните же мне, какою силой должны обладать слуги дьявола, чтобы пройти через запертую дверь?

Господи, подумал медик, ну не мучай же ты меня, старый иезуит. Хочешь бить - бей, но к чему эти словесные выкрутасы?

Ковальский прокашлялся и глухо сказал:

- Я слышал о таком явлении, как телепортация.

- Телепортация!

Новое слово, кажется, необыкновенно воодушевило преподобного.

- Вот и я говорю брату Захарии - не иначе, это телепортация. А брат Захария в своем неверии утверждает, что будто бы заметил в кустах у ограды третьего человека. Но ведь немыслимо допустить, чтобы кто-то из общины оказывал помощь дьявольским слугам? Это, говорю я брату Захарии, нечистый застит тебе глаза и вводит во грех сомнения... Телепортация, несомненно, телепортация!

Ковальский затрясся так, что задрожали начисто выскобленные половицы. Отец Элиэзер вновь укоризненно покачал головой и поднес палец ко лбу.

- Телепортация. А вдруг не телепортация?

Он поднял глаза, исполненные чистого недоумения, и уставился Ковальскому в переносицу.

- Вдруг все же нечистый сильнее, чем мы полагали? Вдруг гнусное его копыто уже ступило на землю святой обители? Надобно разузнать, надобно разузнать.

- К... как разузнать? - заикнулся доктор, таращась на кнут.

- Как? Вот именно что «как»? Вряд ли слуги нечистого прямо ответят на вопрос, помогал ли им кто-то из братьев. Скрытность и лживость присуща порождениям тьмы. Поэтому, боюсь, придется нам прибегнуть к испытанию. С другой стороны, не хотелось бы нам, чтобы бесовские твари испустили дух до праздника Всесожжения. Посему решили мы прибегнуть к помощи специалиста... Вы ведь, брат Иисус, были врачом?

Ковальский деревянно кивнул. Он плохо понимал, что происходит.

- Отлично, отлично. Стало быть, сумеете понять, сколько именно ударов перенесет сатанинское отродье - принявшее, добавлю, человеческий облик, и потому повинное законам смертной плоти - без того, чтобы не отдать душу мерзостному своему пастырю?

- Вы хотите, чтобы я наблюдал за... пытками? - пробормотал врач.

- О нет! - улыбка отца Элиэзера расцвела, как астра в огороде. - Я хочу, чтобы вы, именно вы провели испытание.

При этих словах брат Захария вытащил из-за пояса кнут и сунул в вялую ладонь доктора. Тот автоматически сжал кнутовище.

- Вас ведь не затруднит этот небольшой труд на благо общины? Вы, насколько я помню, говорили что-то об искуплении?

Доктор Ковальский молчал.

- Вот и отлично, - заключил отец Элиэзер, поднимаясь со стула. - В час, когда тень от церковного шпиля коснется калитки сестры Полины, я буду ждать вас на площади. Не забудьте прихватить хлыст.

Колдуну еще никогда не было так весело. Точь в точь вирт-игра по Средневековью - только в роли демонов, заключенных в церковных подвалах, выступали они с Хантером.

Когда свет в узких окнах загустел и сделался малиновым, двери распахнулись, и в церковь ввалилась толпа поселян. В руках у мужчин были дубины. Хантера это не смутило, но после нескольких ударов он утихомирился и позволил вытащить себя на крыльцо - сопровождая это, впрочем, страшной руганью.

На небольшой площади перед церковью в землю были вкопаны два грубо обтесанных столба. С Колдуна и Хантера сорвали рубашки и привязали лицом к столбам. В живот Колдуну немедленно впилась щепка. Спину холодил ветерок. По небу неслись облака, в их разрывы пробивались косые лучи закатного солнца. Площадь словно пылала, пылали лица собравшихся прихожан, пылала осенняя листва кленов. Черный и красный, отличное сочетание. Для полного ощущения, что он находится в вирт-игре, Колдуну не хватало лишь музыки. Органная фуга, какой-нибудь Бах, прерываемая рыданиями скрипок. На первый взгляд какофония, но с глубокой подлегающей гармонией. Колдун как раз заканчивал сочинять скрипичную партию, когда от толпы отделился отец Элиэзер. На лбу преподобного вздувалась здоровенная шишка, и Колдун обозрел ее не без гордости.

Отец Элиэзер приблизился к столбу и негромко сказал:

- Малыш, твоя песенка спета. Но, если не будешь дураком, мучиться не придется.

Это настолько не подходило к ветхозаветному слогу «Тварей чистых и нечистых», что Колдун с трудом сдержал смешок. Преподобный, не заметив произведенной реакции, продолжал:

- Погляди-ка направо.

Колдун послушно взглянул направо. Там, немного впереди сомкнутых и угрюмых рядов прихожан, стоял доктор Ковальский. Ковальский стоял, опустив голову, как будто собственные ботинки вызывали у него немалый интерес. В руке у медика был хлыст.

- Я знаю, что вас выпустил этот мошенник. Мне нужно лишь громкое подтверждение от тебя.

- И?

- И тогда ты умрешь быстро.

- А если нет?

Отец Элиэзер улыбнулся.

- Думаешь, этот трус тебя пощадит? Да он всю шкуру с тебя спустит. С тебя и с твоего дружка. Так что, голубки, решайте.

Колдун задумчиво оглядел упитанную физиономию преподобного. Неплохо было бы плюнуть ему в глаз. Порыв холодного ветра хлестнул Колдуна по спине. По коже побежали мурашки.

- Что же вы не попросите Хантера об услуге?

- Хантер твой будет молчать из чистого упрямства. Знаю я его породу. Встречал таких в Вегасе.

Колдуну было очень любопытно, чем преподобный занимался в Вегасе - но, пожалуй, ситуация для удовлетворения любопытства была неподходящая.

- Давай, колись, - добродушно поторопил отец Элиэзер. - Обещаю поджарить вас быстро.

Колдун внезапно почувствовал, как на его правое плечо упало что-то колючее, маленькое и тяжелое. Он покосился направо. На плече сидела муха. Обычная мясная муха, черная, глянцевито блестящая, с непомерно огромными фасеточными окулярами. Колдун снова перевел взгляд на служителя чистоты.

- А я обещаю, - звонко сказал он, глядя прямо в выцветшие очи преподобного, - что, если вы нас сейчас отпустите, я не буду вас убивать.

Отец Элиэзер улыбнулся, и тогда Колдун, не удержавшись, все же плюнул ему в глаз.

Ковальский решил, что первым ударит старшего. Он уже не сомневался, что будет бить, но первым все-таки старшего. Длинный и жилистый, тот дергался в веревках и сквернословил без передыху. Светлая шевелюра его стояла дыбом. А младший был совсем мальчишка. Тощий, с бледной, будто никогда не видевшей солнца кожей, он зябко ежился на ветру. Ковальский принял решение и ждал сигнала, когда отец Элиэзер, вздумавший зачем-то поговорить с младшим пленником, вдруг отскочил от столба. Отирая физиономию, преподобный выкрикнул несколько слов, совсем не подобающих его сану, и ткнул пальцем в своего собеседника.