Книга Нож винодела - Ян Маршессо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— Мне надо было получить от вас подтверждение. А теперь, если вы не против, я хотел бы осмотреть место ваших собраний.
— Конечно, это под домом.
— Прекрасно, но прежде мне необходимо поговорить наедине с Нинеттой.
— Очень хорошо, а я тем временем схожу для вас за кинжалом. Сообщите мне, когда закончите.
В комнату робко вошла Нинетта. Сложив руки на узком переднике, она остановилась перед полицейским. Темноволосая, с довольно грубыми чертами лица, она, похоже, чувствовала себя неловко. Ее на самом деле звали Бернадеттой Мутье, и она принадлежала ко второму поколению семьи, работавшей у де Воморов. Она была из той породы женщин, чей возраст трудно определить. Ростом метр шестьдесят пять, грузная, с толстыми икрами, свое прозвище Нинетта получила, поскольку не выговаривала букву «р», хотя еще в отрочестве избавилась от этого недостатка.
— Вы хотели видеть меня, месье?
— Да, я хотел задать вам вопросы по поводу последнего воскресного вечера. Но прошу вас, садитесь.
— Нет, спасибо, я лучше постою.
— Как хотите.
— Если я могу быть вам полезна… Знаете, я очень любила отца Анисе, он хороший человек, и я была потрясена, увидев его лежащим вот так на улице.
— Когда вы его обнаружили, вы не заметили ничего особенного? Никого не встретили?
— Нет, нет, никого. Я уже говорила это в ту ночь, когда давала показания.
— Я прекрасно знаю, я, конечно, читал протокол. Но иногда могут всплыть мелкие подробности.
— Нет, я увидела его тело и сразу вызвала полицию.
— Вы не помните, глаза его были открыты?
— Нет, они были закрыты, я в этом уверена.
— Хорошо. А у отца Анисе был при себе молитвенник, вы видели его рядом с телом?
— Нет, вроде бы нет.
— Подумайте хорошенько…
— Нет, я совершенно уверена.
— Вернемся к самому вечеру, вы не заметили ничего непривычного?
— Нет, все было как обычно.
— Вы не помните, о чем говорил отец Анисе?
— Знаете, на этих приемах все разговаривают со всеми, а я выполняю свою работу. У меня свое место.
— Вы можете рассказать мне о месье Андре?
— Это сдержанный человек, и говорит он мало. Думаю, он с давних пор работает у профессора Шане, но… — Нинетта понизила голос, — должна вам признаться, что иногда он пугает меня.
— Почему же?
— Не знаю… Наверное, женская интуиция.
При этих словах она нервно потерла руки.
— Гм… Ладно… А-а! И последнее, я только что видел мастера по ремонту посудомоечных машин… Теперь все в порядке?
— Да, все хорошо, но только он приходил вчера.
— Вот как, должно быть, я ошибся… Еще один, самый последний вопрос, вон тот вход… — Кюш показал в окно на белую дверь, расположенную слева от главного входа, через которую вышел неизвестный. — Куда он ведет?
Нинетта посмотрела в окно:
— Это прямой вход в личную маленькую гостиную мадам де Вомор.
— Стало быть, вы не видите, кто туда входит?
— Нет, но думаю, что там никто никогда не ходит.
— Раз так… Благодарю вас за неоценимую помощь…
Кюш вместе с хозяйкой спустился в подземное помещение. Великая Лоза включила свет, и глазам открылся выдолбленный в камне неправильной формы зал размером около ста квадратных метров. В закоулке у поленницы дров сложены охапки скрученных виноградных лоз. У подножия лестницы возвышалась стойка для сушки, которая наподобие дикобраза ощетинилась тридцатью пустыми бутылками. Окружающая обстановка странным образом наводила на мысль о соратниках Иегу и о тайных сборищах в Сейонском монастыре.[12]На столе стояли два внушительных серебряных канделябра, покрытые оплывшим воском. Набитая сеном ветхая тележка усиливала впечатление, будто здесь время остановилось. В глубине три галереи уходили, казалось, куда-то под землю, в полнейшую темноту.
— Так это здесь вы собираетесь?
— Да. Известно, что первое собрание состоялось на соседнем винном складе, и, чтобы продолжить традицию, если, конечно, не возникают препятствия, мы встречаемся в погребах — либо у меня, либо у профессора Шане, а иногда у сенатора.
В глубине громоздились одна на другую дубовые бочки. Эта нотка ярмарочного празднества понравилась полицейскому. Ему всегда доставляло удовольствие пускать мыльные пузыри, используя консервные банки; в этой детской игре он был достаточно ловок. Сбоку около тридцати бочонков имитировали архитектурное построение своих старших сестер.
— Это все полные бочки?
— Нет, пустые, они здесь исключительно для создания атмосферы. Видите ли, если вино содержится в бочке два-три года, то дуб отдает ему все, что у него есть.
— Словом, они теперь на пенсии.
— Действительно, что-то вроде этого.
— Какие они огромные!
— Бочки бывают разных размеров, но в самых больших — на двести двадцать пять литров — может поместиться человек. А знаете, во время войны двух английских летчиков прятали в винных погребах, прежде чем переправить в таких же точно бочках в Испанию.
— Можно было бы снять об этом фильм. Вы позволите?
Полицейский подошел к металлическому четырехгранному фонарю, стоявшему в нише, выдолбленной прямо в стене. Достав зажигалку, он зажег свечу, взял ее в руки и направился к входу в первую галерею. Земля была вязкой, и сапоги полицейского с острым носком и скошенным каблуком утопали в ней, словно в масле.
— Хотите, я дам вам резиновые сапоги? Здесь есть подземная река, и вода просачивается.
— Нет, все в порядке, благодарю вас, я недолго.
— Что вы, в сущности, ищете?
— Проверяю… профессиональная добросовестность.
— Знаете, здесь никто не ходит.
Кюш подошел ко второй галерее, возле бочонков. Свет фонаря позволил ему отчетливо увидеть отпечатки.
— А это что такое?
— Думаю, следы ног.
— А я думал, что здесь никто никогда не ходит.
— Во время последнего нашего собрания упали два бочонка, и Эрве Монлор пошел и любезно поставил их на место.
— Он и в самом деле говорил мне об этом.
Великой Лозе пришлось сократить свою беседу с полицейским. Все ее помыслы были сосредоточены на содружестве. Была уже почти половина третьего, когда она подошла к дому священника. Луиза Рапо приоткрыла дверь: