Книга Лето длиной в полчаса - Карина Тихонова

Серёга от неожиданности выпустил рубашку брата.

– Что ты там делал?

Пилигрим отпихнул его в сторону и повернулся к зеркалу. Зеркало выдало неприглядную картинку: верзила в мятой рубашке, испачканной чем-то тёмным, с лохматой головой и неадекватными восторженными глазами.

– Помощь нужна? – спросил Артём.

Пилигрим потряс головой, открыл холодную воду и хорошенько умылся. Пригладил влажными пальцами растопыренные вихры, достал из кармана носовой платок и вытер руки.

– Я тебя предупредил, – напомнил Серёга и вышел из туалета.

Реставратор смотрел на Пилигрима понимающими грустными глазами.

– Что, девушку не поделили?

Пилигрим пожал плечами. Делить, собственно, нечего. Девушку Лушу он готов отдать любому желающему целиком, а от девушки по имени Яна он может дождаться максимум протянутой ладони. Несправедливо устроен мир.

– Ну, я пошёл, – сказал Пилигрим, осознав, что реставратор так и не расстегнул «молнию». Стесняется, наверное.

В этот момент в туалет ворвался Димитрий, на ходу спуская с себя штаны. Хлопнулся на унитаз, не прикрыв дверь, и заорал:

– Я этого, блин, так не оставлю! Я ещё выясню, какая сволочь мне подляну кинула!

Монолог прервался характерным звуком, напоминающим жидкую автоматную очередь. Артём и Пилигрим обменялись паническими взглядами, одновременно зажали носы и выскочили из загазованного помещения. Вслед неслась неизобретательная ругань Димитрия.

– Ну и местечко, – пробормотал Артём, окидывая полутёмное помещение брезгливым затравленным взглядом.

Пилигрим мог бы спросить: «А чего ты сюда припёрся», – но вовремя вспомнил про бревно в собственном глазу. Худая тётка, выгрёбывающаяся на танцполе, вскинула руку, привлекая внимание. Артём ответил таким же жестом, но без особого энтузиазма.

– Шёл бы ты домой, – сказал он Пилигриму. – Нечего тебе здесь делать. Побереги цветы своей невинности.

Пилигрим не обиделся: именно так он и собирался поступить, тем более что столик опустел, а компания распалась. Растерянный официант сообщил, что Димитрий решил запить водяру зелёным чаем из чашки Пилигрима, в результате чего буквально через минуту заболел медвежьей болезнью. Оскорблённые в лучших чувствах Луша с Олюсиком покинули чертог, братан Серёга побежал догонять и успокаивать. Яна исчезла. А может, она Пилигриму просто примерещилась?

Пилигрим оглянулся. Классный реставратор Артём танцевал с худой немолодой тёткой в облегающих брюках и сверкающей маечке. Даже на расстоянии было видно, что танец ему не доставляет.

Братан Серёга вернулся один, без девочек. Оглядел разгромленный стол, с которого официант собирал грязные тарелки, и горько вопросил:

– Ну, и что теперь делать?

– Платить за удовольствие, – ответил Пилигрим, после чего покинул вертеп без малейшего угрызения совести. В конце концов, он сегодня именинник.

Глава седьмая

«Ко мне или к себе?»

Вот какая мысль терзала Артёма, когда они с Мадам выходили на улицу. Он незаметно приподнял левое запястье и взглянул на часы. Ну ничего себе, оттянулся! Половина второго!

– Поймай такси, – сказала Мадам.

Она начала называть Артёма на «ты» после второго коктейля. Дома ещё сохранялась видимость вежливости: «Вы полагаете, что охра в шестнадцатом веке не использовалась?» – и тому подобная дымовая завеса. Мадам позвонила Артёму в половине седьмого и напросилась в гости, мотивируя визит необходимостью лично взглянуть на спорную картину. Артём прекрасно понимал, чем вызвана такая срочность, однако придумать убедительную отговорку не смог. Проще всего было бы сказать: «У меня свидание», но помешала заурядная трусость. Артём платит ипотеку за недавно приобретенную квартиру, а потому должен быть осторожен в выборе слов. Если Мадам отлучит его от аукционного дома, Артём потеряет массу потенциальных заказчиков, а следовательно, и возможность честного заработка.

Он вышел на край тротуара и махнул рукой, останавливая первого попавшегося частника. На душе было хреново: вечер ещё не окончен.

Мадам скользнула на заднее сиденье, Артём сел рядом. Адрес называть не стал – предоставил выбор даме.

– Ну?

Артём повернул голову и посмотрел на Мадам. В свете уличных фонарей она выглядела моложе, серебристая майка под таким же серебристым пиджаком мерцала разноцветными, покалывающими глаза искрами.

– Что? – не понял он.

– Я не помню твой адрес.

«Всё», – мелькнула в голове обречённая мысль. Артём назвал частнику адрес новостройки, чувствуя себя так, словно ему предстоит ночная разгрузка вагона. В студенчестве они подрабатывали этим нехитрым способом. Если честно, выбирая между предстоящим удовольствием и разгрузкой вагона, Артём предпочел бы вагон.

Они доехали до дома в полном молчании. Мадам смотрела в окно, а Артём пытался сообразить, как к ней обращаться «после того». До сих пор он обходился множественным числом: «потанцуем, выпьем, присядем» и так далее. А вдруг у него ничего не получится?

«Да ладно, – подбодрил себя Артём, – в холодильнике осталось полбутылки вискаря, в случае чего вырублю голову. Или отбрешусь, что слишком много выпил».

Доехали они ужасающе быстро: только что были на другом конце мегаполиса – и вдруг за окном знакомый пейзаж. Артём расплатился и вышел из машины следом за Мадам. В лифте оба молчали, разглядывая соседние стенки, а когда Артём снимал квартиру с сигнализации, Мадам деликатно ушла на кухню. Вообще-то, смешная предосторожность: в пустоте большого пространства каждое слово, произнесенное шёпотом, разносится, словно с помощью рупора. Но сейчас Артёму было плевать на режим секретности. Отмучиться бы поскорее…

Он посмотрел на разложенный диван. Наверное, удобнее всего будет как бы непринужденно упасть сюда. Мольберт с закреплённой картиной лучше отодвинуть подальше: мало ли что произойдёт в приступе страсти. Господи, если бы она была, эта страсть!

Артём отодвинул мольберт к стене. Ему показалось, что персонажи картины смотрят на него с молчаливым укором. «Пошёл ты, – мысленно огрызнулся Артём, отвечая неизвестному автору. – Сам-то чем на жизнь зарабатывал?» Неизвестный копирайтер потупился.

Итак, программа следующая: «Может, немного выпьем?» Ну, а дальше как получится.

Сзади послышался лёгкий шорох. Артём обернулся и увидел Мадам. Она стояла в проёме широкой арки полностью обнажённая, как натурщица. Как ни странно, худое тело не оказалось таким уродливым, как он боялся. Лунный свет сгладил проступающие ребра, очертил мягким контуром небольшие крепкие груди и худые, но стройные ноги. Если бы не глаза, обведённые перламутровыми тенями, она могла бы показаться восьмиклассницей.

Артём стиснул зубы и двинулся навстречу неизбежности. Взял лицо Мадам в обе ладони, крепко зажмурился от страха и поцеловал её в губы. Ничего страшного не произошло, длинный нос не разрезал щеку, как в том ночном кошмаре. Артём ощутил холодное точечное касание и больше ничего. Мадам не проявляла показушной страсти, просто позволяла себя целовать, но позволяла так, что чувствовалось: ей приятно.