Книга Реки золота - Адам Данн

— Не волнуйтесь, ребята, — небрежно говорю я, вставая между ними и Н. — Через полчаса от силы вернусь. Позвоню, когда буду готов. Давайте деньги.

Ниже уровня талии, там, куда никто не смотрит, сотни заполняют мои руки.

Если это не отпугивает Н, не отпугнет ничто. Но произошедшее между ней и ЛА как будто беспокоит ее сейчас независимо от бизнеса.

— Может, сменим место? — негромко предлагаю я, беру ее руки и целую их нежную кожу.

Она не отвечает, даже не улыбается. Но смотрит мне прямо в лицо и кивает.

Exeunt.[21]

К счастью, уходя, мы привлекаем к себе гораздо меньше внимания, чем когда приехали, однако спускаться в лифте приходится с одним из моих клиентов, у которого по крайней мере хватает осторожности тискать свою подружку, а не разговаривать со мной. Я не прочь и сам заняться этим, но у Н еще не прошли остаточные эффекты от первого появления в «Ефе». Чтобы привести ее в прежнее расположение духа, придется приложить усилия. Но, как говорится, именно этим я и занимаюсь.

Выходим из грузовых ворот, идем по аллее к Двадцать четвертой улице, под мост. «Додж»-«абердин-ангусская» стоит на условленном месте. Бросаю быстрый взгляд вдоль квартала, вижу «герефордскую» Аруна (сегодня он возит клиентов к девочкам), и тут в машину к нему влезает Луиджи. Я его не заметил наверху — должно быть, он какое-то время был там, принимал свою дозу. Арун отвезет его туда, где Реза устроил на этот вечер бордель, и, возможно, заработает на стороне несколько долларов, продав ему марихуаны. На мой взгляд, это самоубийственно, но Арун думает, что Реза ничего не имеет против. С какой стати? Его операции приносят больше денег, чем мы можем себе представить, потому что работаем порознь и не в состоянии подсчитать общую сумму. Нужно отдать Резе должное: он один мог бы преподавать в школе Стерна всю программу Высшей школы международного бизнеса. У моего таксиста действительно смурное, изнуренное лицо; судя по имени на лицензии (Нгала), он скорее всего африканец. Н слегка напрягается при виде не совсем чистого салона и угрюмого взгляда водителя в зеркале. Меня не смущает, что мы сидим порознь, однако таксист слегка распрямляется, увидев меня. Мы ни разу не встречались, но, вероятно, Реза сказал ему о моей прическе. Я называю свой адрес и говорю: «Vite!»[22]По словам Резы, когда сомневаешься, с африканцами всегда можно объясниться по-французски. Реза немало попутешествовал.

Мы выносимся на Десятую авеню до того, как я восстановил физический контакт с Н, и на сей раз наши намерения ясны. Она не стеснительна. Подняв подлокотник между сиденьями, она садится на меня верхом, одной рукой держится за пассажирский поручень, другой крепко сжимает мой болт. Я стараюсь задрать ее платье выше талии, мотаюсь для равновесия в петляющей машине, ловлю ртом воздух, а она касается проворным языком моих коренных зубов. (Эта женщина — мой кумир.) Начинаю с беспокойством думать, что следовало надеть презерватив еще в «Ефе», правда, такой возможности у меня не было, тут машина резко останавливается, и этот Нгала стучит по перегородке костяшками пальцев. Мы уже у моего дома, он довез нас так быстро, что я потерял счет времени. Так бывает с лучшими таксистами, правда, я несколько отвлекался. Н приводит себя в порядок и отвечает водителю недружелюбным взглядом, а я отсчитываю деньги. Очередная загвоздка: доставить товар на этой машине, ничего не раскрывая Н. Я говорю водителю, чтобы он объехал квартал — никто не запоминает уехавшие такси, запоминают только стоящие, — и веду Н внутрь. Неимоверно хочу ее коснуться; от нижней части ее тела идет такое тепло, что у меня разжижаются внутренности, а болт превращается в пульсирующий гранит с набухшими венами. До нелепости невинно целую ее, говорю, что вернусь через пять минут, она спрашивает, где ванная, я показываю и, услышав, как закрылась дверь, бегу в спальню и достаю из тайника оставшийся товар. Неуклюже, мучительно выбегаю обратно к фасаду здания (пробовали когда-нибудь бегать со всех ног в таком возбуждении?), и тут Нгала завершает свой объезд. Я вскакиваю в машину и говорю, чтобы он сделал петлю вокруг Морнингсайд-парка. Спустя пять минут и накрутки на счетчике в пятнадцать долларов запас товара пополнен. Я даю Нгале двадцать и говорю adieu,[23]он сердито смотрит на меня. Ну, я ничего не могу поделать, если ему не нравится эта работа. Его никто не заставляет.

Заперев за собой дверь на два оборота, я иду на мягкий свет свечи в моей спальне, Н стоит ко мне спиной, разглядывает мою серию снимков Молла на стене, на ней только серебряная цепочка чуть повыше перевернутой тюльпанной луковицы ее непередаваемо великолепного зада.

— Где ты снимал? — спрашивает она почти шепотом.

— В Центральном парке, — шепчу я в ответ. Горло сдавило, руки слегка дрожат, но все остальное пульсирует.

— Красивые, — говорит ока через плечо, не оборачиваясь ко мне полностью.

— Нет. Ты красивая, — говорю я, подходя к ней сзади.

Обойдемся без не приводящих в восторг описаний того невыразимого блаженства, того мистического преображения, которое происходит, когда двое настроенных на одну волну любовников разного опыта и влечения (не ослабленного возрастом или привычкой) соприкасаются друг с другом. Ее тело инструмент, на котором я учусь играть — чтобы научиться, потребуется вечность. Мы, Н и я, забыли о времени, стараемся получить как можно больше удовольствия друг от друга. Стоя у стены с фотографиями, лежа на кушетке и журнальном столике, на ковре и постельном покрывале, на коврике ванной и спинке кресла. Я не могу ею насытиться. Каждая часть ее тела превращается в грозовой разрядник для дальнейшего ощущения, каждая щель побуждает к поиску нового чувствительного нерва. Я могу только вовремя менять презервативы. На третьем, когда я (очень глубоко, очень медленно) вхожу в нее сзади, она опускает голову, волосы спадают с ее шеи, и открывается татуировка AETAS ANIMA. (Я живу ради таких мгновений.)

Наконец пресыщенный, вялый, запутавшийся в белье, с сигарой, которую мы курим вдвоем, я рассказываю ей о саде позади центрального магазина компании «Донна Каран», о том, какие места (якобы для фотографии, по крайней мере сперва) были бы идеальны для массивных каменных скамей у фонтана, и тут она спрашивает:

— Ренни, сколько женщин было у тебя в этом месяце?

Вопрос хоть и внезапный, но не совсем неожиданный, а поскольку я уже слышал его раньше, у меня готов ответ.

— Я не рассматриваю развитие отношений традиционным образом. Люди встречаются, взаимодействуют, сходятся и расходятся — такова природа вселенной, в которой мы живем, и наши социальные структуры, естественно, это отражают. Когда начинаешь навязывать этому движению правила или, хуже того, законы, возникают неприятности. Я думаю, людям нужно сталкиваться, несколько раз уходить друг от друга, чтобы решить, получится ли у них семья. Если нет, лучше всего разойтись. Потому что иначе попадешь в порочный круг ожиданий и разочарований, и всем будет плохо. Помести детей и собственность в эту неразбериху и получишь национальный уровень разводов в семьдесят пять процентов. Думаю, в нашем возрасте лучше всего приобрести некоторый практический опыт относительно того, с каким человеком может получиться идеальная комбинация, если такая вообще существует. Но чтобы понять это, требуется много попыток, много ошибок, много движений. И думаю, лучше всего не останавливаться.