Книга Голос - Арнальд Индридасон

— Алло, — ответил голос в телефоне. — А, это ты?

— Что-нибудь выяснилось?

— Ты в курсе, что Гудлауг выпускал грампластинки, когда был подростком?

— Только что узнал об этом, — ответил Эрленд.

— Студия звукозаписи обанкротилась примерно двадцать лет назад и исчезла без следа. Владельцем и управляющим был некий Гуннар Ханссон. Фирма называлась «ГХ-грампластинка». Издавала всякую чушь во времена хиппи и «Битлз», и все коту под хвост.

— А ты не знаешь, что стало с музыкой?

— С музыкой?

— Ну, с пластинками.

— Естественно, пошли на оплату долгов. Разве так не всегда бывает? Со мной согласились поговорить его наследники, ну, этого Гуннара, двое сыновей. Студия никогда не выпускала большие тиражи, и они были просто ошарашены моими расспросами о прошлом. С десяток лет никто не вспоминал об этой студии. Гуннар умер в середине восьмидесятых и, по их словам, ничего, кроме долгов, после себя не оставил.

— Здесь, в отеле, оказался один человек, который коллекционирует пластинки с записями хоровой музыки, хоров мальчиков и мальчиков-солистов. Он намеревался встретиться с Гудлаугом, но не вышло. Вот я и подумал: могут ли пластинки, записанные Гудлаугом, представлять какую-нибудь ценность? Где бы мне это узнать?

— Найди коллекционеров и поговори с ними, — был ответ. — Хочешь, я займусь этим?

— И еще одно дело. Можешь отыскать человека по имени Габриэль Херманнссон? Он руководил хором Портового Фьорда в шестидесятые годы. Ты наверняка найдешь его в телефонном справочнике, если он еще жив. Возможно, он был учителем Гудлауга. Передо мной конверт от пластинки, и здесь его фотография. По-моему, ему в то время было лет тридцать. Если он умер, тогда, естественно, и разговора нет.

— Так и происходит, как правило.

— Что?

— Если человек умирает, то и разговора нет.

— Точно. — Эрленд поколебался секунду. — С чего ты вдруг о смерти?

— Просто так.

— Все в порядке?

— Спасибо, что бросил мне крошки, — язвительно фыркнули в трубке.

— Разве тебе не этого хотелось, Марион? Продолжать расследования, будучи на пенсии?

— Это скрасит мой день. Тебе удалось выяснить насчет кортизола в слюне?

— Я собираюсь этим заняться, — ответил Эрленд и попрощался.

Кабинет старшего администратора находился в вестибюле, в маленьком закутке за регистрационной стойкой. Когда Эрленд вошел к нему и закрыл за собой дверь, тот сидел и разбирал бумаги. Администратор встал и начал объяснять, что у него совсем нет времени на разговоры с инспектором. Он готовится к совещанию. Но Эрленд уселся и скрестил на груди руки.

— Почему вы от меня бегаете? — спросил его Эрленд.

— О чем вы говорите?

— Вчера в самый разгар трудового дня вы не появились на работе. Пытались сбежать во время нашего разговора в тот вечер, когда был убит швейцар. Теперь вы весь как на иголках. По моему мнению, ваше поведение в высшей степени подозрительно. Мне было сказано, что вы лучше всех в отеле знали Гудлауга. Вы не признали этого. Напротив, сказали, что плохо знали его. Я полагаю, что вы лжете. Он был вашим подчиненным. Вам следует проявить хотя бы видимость сотрудничества со следствием. Провести рождественские праздники в кутузке — невеселая перспектива.

Старший администратор уставился на Эрленда, еще не очень понимая, какую позицию ему следует занять. И все же он осторожно присел на стул.

— У вас ничего нет против меня, — заявил он. — Это же безумие — предполагать, что я сотворил такое с Гудлаугом. Что я заходил к нему в чулан и… я имею в виду всю эту историю с презервативом.

Эрленду не нравилось, что, похоже, подробности дела расползлись по всему отелю и теперь гостиничный персонал их обмусоливает. Шеф-повар прекрасно понимал, с какой целью берутся образцы слюны. Старший администратор смог в своем воображении составить картину произошедшего в каморке швейцара. Возможно, директор отеля все разболтал, а может быть, горничная, обнаружившая труп, или полицейские.

— Что с вами случилось вчера? — спросил Эрленд.

— Приболел, — ответил администратор. — Я провел дома всю первую половину дня.

— Вы никого не предупредили. Врача вызывали? Он дал вам справку? Я могу поговорить с ним? Как его зовут?

— Я не вызывал врача. Полежал в постели. Теперь мне лучше.

Он выжал из себя кашель. Эрленд улыбнулся. Этот человек был самым неумелым вруном из всех, кого ему доводилось встречать на своем пути.

— Зачем вы врете?

— У вас ничего нет против меня, — повторил администратор. — Единственное, что вы можете делать, так это сыпать угрозами в мой адрес. Я требую оставить меня в покое.

— Я ведь могу поговорить и с вашей женой, — сказал Эрленд. — Спросить ее, подавала ли она вам вчера чай в постель.

— Оставьте ее в покое, — процедил мужчина голосом, приобретшим вдруг угрожающие и жесткие нотки. Лицо его побагровело.

— Я не оставлю ее в покое, — продолжал Эрленд.

Администратор выпучил глаза.

— Вы не будете с ней разговаривать, — прошипел он.

— А почему нет? Что вы скрываете? Вы ведете себя слишком подозрительно, так вам от меня не избавиться.

Мужчина уставился в одну точку и вздохнул:

— Отстаньте от меня. Это не имеет никакого отношения к Гудлаугу. У меня возникли трудности личного порядка, с которыми я пытаюсь справиться.

— Какие?

— Я не обязан вам давать объяснения по этому поводу.

— Позвольте мне судить самому.

— Вы не можете принудить меня к этому.

— Как я сказал, я могу отправить вас в следственный изолятор или попросту поговорить с вашей женой.

Старший администратор тяжело вздохнул. Затем посмотрел на Эрленда:

— Это останется между нами?

— Если это не касается Гудлауга.

— Это не связано с ним.

— Тогда все в порядке.

— Позавчера позвонили моей жене, — начал мужчина. — В тот же день, когда вы обнаружили Гудлауга.

В трубке послышался женский голос, незнакомый его жене. Попросили позвать мужа. Ничего странного не было в том, чтобы дозвониться к нему домой в середине рабочего дня. Друзья знали о его скользящем графике. Его жена, врач, отработала ночную смену, и телефонный звонок разбудил ее; она должна была выходить на вечернее дежурство. Женщина, казалось, была хорошо знакома со старшим администратором, однако она возмутилась, когда жена попросила ее представиться.

— Назовите ваше имя, пожалуйста, — попросила она. — Почему вы звоните сюда?