Книга Только моя - Элизабет Лоуэлл

Невольно выражение лица Вулфа смягчилось. За дни, прошедшие после нападения индейцев на дилижанс, он ощутил, что было очень непросто находиться в ее обществе и не получать удовольствия от общения с нею. Она была неизменно бодра, приветлива, очаровательна и остроумна. Она развлекала всех шутками, внося разнообразие в утомительное путешествие.

И только могучий белокурый незнакомец, который кратко отрекомендовался Рейфом, казалось, избегал ее компании.

Очевидно, Вулф и Рейф молчаливо решили, что они будут мешать друг другу, если оба окажутся одновременно в тесном пространстве дилижанса вместе с молодой и общительной женщиной. Не вступая в какие-нибудь переговоры на этот счет, Рейф по своей инициативе провел остаток путешествия в компании извозчика. На второй станции он купил лошадь и седло у истосковавшегося по дому жителя Востока и направил коня в сторону заходящего солнца, предварительно еще раз выразив благодарность Джессике за умелое врачевание его раны.

Вулф интуитивно чувствовал, что Рейф был чрезвычайно высокого мнения о человеческих и женских достоинствах Джессики. Наблюдая, как Джессика провожала взглядом удаляющегося Рейфа, Вулф испытывал глубокую душевную муку. Ему очень хотелось знать, смотрела ли Джессика на Рей-фа с таким же испугом, как на него, когда в дилижансе очнулась в его объятиях.

— Ты можешь спать в моей кровати, как жена американца Запада, либо спать у печи в гостиной, как любимая собачка, — сказал Вулф холодно. — Выбор за тобой, подобно тому, как и наш брак был твоим выбором.

Джессика заставила себя улыбнуться.

— Это очень щедро с твоей стороны. Ведь я знаю, до какой степени ты любишь собак.

Синие, почти черные глаза Вулфа сузились, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Джессика отвернулась и вновь окинула взглядом спальню. Вначале она не рассмотрела ее как следует, но постепенно линии и цвета привлекли ее внимание. Комната, как зеркало, отражала характер самого Вулфа — была такой же элегантной и по-мужски строгой. Как у сокола или пантеры, в ней преобладала скорее сила, чем утонченность.

Стены комнаты были сделаны из отесанных бревен Их поверхность, отполированная до блеска, создавала в комнате ощущение тепла и света. Хотя мебель была сработана мастером, который относится к дереву с любовью и уважением, человека, привыкшего к европейской роскоши, поражала ее исключительная простота.

Тем не менее линии кровати и комода, стола и стульев снова и снова привлекали внимание Джессики, радуя ее глаза, как радовали стаи гусей, летящих по осеннему небу. Нарядной расцветки одеяла и блестящая шкура палевого оттенка, лежавшая свернутой на кровати, смотрелись богато и могли принадлежать какому-нибудь герцогу. На столике возле кровати стояла хрустальная ваза, сделанная в виде букета, но, в отличие от живых цветов, никогда не вянущая и не умирающая.

— У тебя тонкое чувство материала и пропорций, — произнесла в раздумье Джессика. — Комната очень красива. Мебель… оригинальна.

— Упражняетесь в сарказме, леди Джессика? — отрезал Вулф, оглядывая спальню.

Она взглянула на него, удивленная такой реакцией. И не успела ответить, как заговорил Вулф.

— Мебель мне сделал один вероотступник из секты трясунов в благодарность за стол и кров в холодную зиму. Одеяла представляют собой стандартные изделия фирмы «Гудзон Бей». То же самое и меха.

— Если бы я пожелала быть саркастичной, — сказала Джессика резко, — ты бы это почувствовал мгновенно, уверяю тебя.

— Вот оно что. В таком случае скажи мне, что ты нашла в этой комнате такого, что может порадовать глаз леди, получившей изысканное воспитание.

— Многое, — ответила Джессика, принимая вызов. — Линии мебели просты до предела, что подчеркивает теплоту камина, богатство расцветки одеял и привлекательность меха. Очень остроумно устроен камин: он выходит сразу в две комнаты. А за этим занавесом ванна?

— Да.

— Большая?

— Как и я сам.

Вулф заметил, что Джессика потрогала пальцами спинку ближайшего стула.

— У тебя есть все, что создает комфорт, к тому же все красиво, — продолжала она спокойно. — Кто бы это ни делал, это был мастер, который влюблен в дерево. Ты только посмотри, насколько узор древесины соответствует линиям стула.

Вулф увидел нечто большее. Он увидел скрытую чувственность Джессики, увидел, насколько ей доставляет удовольствие гладить и ощущать тепло дерева.

— И этот мех, — добавила она, подходя к кровати, — да он просто очарователен!

— Это мех полярных лисиц… Они живут у подножия ледников, чьи расселины точно такого цвета, как твои глаза.

— Это красивый цвет?

— Ты же знаешь, что да.

— Мне так никогда не казалось.

Джессика запустила пальцы в толстый мех, наслаждаясь его мягкостью. Поглаживая его, она издала возглас удовольствия. Мысль о том, что эти длинные, тонкие пальцы могли бы вот так же ерошить и гладить его волосы, пробудила в Вулфе желание. Он резко отвернулся.

— Я внесу твои чемоданы. Где бы ты ни решила спать, ты можешь использовать эту комнату для одевания.

Джессика с любопытством посмотрела на него, уловив хриплые ноты в его голосе.

— Пока я разгружаю фургон, — продолжил Вулф, — начни готовить ужин и кофе. Запасы в джутовых мешках. Ты можешь из них все вынуть. Тогда ты будешь знать, где что находится, если тебе нужно будет приготовить еду.

— Вулф! — окликнула его Джессика.

Он повернулся.

Она хотела объяснить ему, что не знает, как готовить ужин. Его поза подсказала ей, что он ждет, когда она клюнет на приманку, чтобы затем еще раз сказать ей, насколько она не отвечает качеству американской жены. Джессика не была уверена, что в этот момент она не взорвется.

Длительная, изматывающая езда на фургоне от конечной станции в Денвере явилась суровым испытанием для Джессики. Она чувствовала себя жесткой, холодной и, как никогда в жизни, измученной. К тому же была вся в синяках.

А от нее требовали сейчас шутя приготовить еду для самого привередливого из существ — мужа-американца, жителя Запада.

— Да? — произнес Вулф вкрадчиво.

— Я просто подумала… э-э… куда мне положить одежду

— Поскольку я не предполагал, что обзаведусь женой в Англии, я не накупил комодов и шкафов. — Его улыбка смотрелась как тонкая белая кривая на фоне смуглого лица. — Но это не имеет значения. Ты не пробудешь здесь долго, поэтому придется смириться с тем, что не будут распакованы чемоданы. Со всеми вытекающими неудобствами.

— О! Значит мы собираемся отправиться в новую поездку прямо сейчас? — нарочито бодрым голосом спросила Джессика.

— Мы — нет. Отправишься ты. Назад, в Лондон.

— А, ты опять об этом. Ты же знаешь, как глупо считать невылупившихся цыплят. Как несостоявшиеся поездки.