Книга У меня живет жирафа - Екатерина Вильмонт

– Есть! Вот!

– Хорош! Даже очень! Настоящий мужик! И рот такой обольстительный… Знаете, деточка, он напомнил мне одного человека, которого я любила, но это было так трагически недолго… Он погиб. Но сейчас не обо мне речь.

– Ну а обо мне, собственно, уже все сказано.

– Простите, но я задам один, наверное, дурацкий вопрос…

– Да?

– Вам нравится Владислав Голубев?

Ия рассмеялась.

– В детстве я была в него влюблена. Но это дела давно минувших дней. А почему вы спросили?

– Потому что мне кажется, вы удивительно друг другу подходите.

– Ах, боже мой…

– Вы так не считаете?

– Нет. Он намного старше, он жутко умный, образованный, а я…

– А вы обворожительная молодая женщина, к которой он неровно дышит…

– Мария Евграфовна, о чем вы?

– Видите ли, деточка, я уже в таком возрасте, что многие мне изливают душу.

– И он вам что-то сказал обо мне? – задохнулась вдруг Ия.

– Да, и это забавно… Он был с сыном в берлинском зоопарке и увидел там маленького жирафенка…

– И жирафенок напомнил ему меня?

– Именно!

– Меня в школе прозвали жирафой. Я в какое-то лето так вымахала, что была выше всех в классе. Моя старшая сестра решила, что мне нужно стать моделью, чтобы комплексы не замучили.

– О, вы тоже были моделью?

– Была. И это помогло, но я ненавидела это занятие. Мне хотелось быть не моделью, а модельером. Хотя я имела успех, неплохо зарабатывала, но это не по мне было. И все-таки благодаря этой профессии я скопила некоторую сумму и смогла открыть свое дело в Москве.

– А муж вам не помогал?

– Нет.

– А где вы с ним познакомились?

– В самолете. Он был вторым пилотом на рейсе Мадрид – Москва, как раз когда я летела в Москву… Он был такой эффектный в лётной форме и так красиво ухаживал. Я тогда жила за городом, мы родом из Одинцова, ездила в Москву на электричке, а он, когда был в Москве, рано утром приезжал за мной на своих «жигулях» и отвозил на работу. А потом мы поженились, я перебралась к нему…

– Вы живете в его квартире?

– Пока да. Просто она в двух шагах от салона. Это так удобно.

– Но он порядочный человек? Хотя, если мужчина продается, ни о какой порядочности речи быть не может.

– Но я не знаю, может быть, он просто влюбился. А вообще… ну его, не хочу о нем говорить.

– Не хотите, не будем. Вернемся к Владу.

Ия рассмеялась.

– Зря смеетесь, между прочим. Знаете, как он взбесился, когда я после визита в ваш салон что-то хорошее о вас сказала? Практически заявил – не лезь не свое дело, старая дура.

– Он так сказал? – ахнула Ия.

– Нет, конечно, он не посмел бы. Но я же читаю мысли. И вот сейчас могу с уверенностью сказать, что вы подумали: этого быть не может, чтобы он обо мне думал… я не верю, и зачем мне это знать? Я угадала?

– Более или менее.

– И все же – более или менее? – с улыбкой спросила Мария Евграфовна.

– Наверное, более, – засмеялась Ия.

– Ну признайтесь, он же хорош?

– Хорош, конечно, хорош. Я всякий раз пугаюсь, когда он снимает очки…

– Почему?

– Забываю, какие у него голубые глаза…

А смотреть в них я боюсь, и всегда боялась, мне казалось, он этими глазами видит меня насквозь с моей дурацкой детской любовью… Любви давно нет, но привычка пугаться осталась. Вот такая я дура. Ну все, Мария Евграфовна, спасибо вам за все, но мне пора.

– Значит, до завтра?

– Да, я с самого утра займусь вашим платьем, думаю, успею, если ничего не случится.

– Будем надеяться, что ничего не случится.

Какая очаровательная эта Ия. Но, судя по всему, она страшно одинока. И, похоже, там неважные отношения с матерью, она в основном говорит только о старшей сестре. Жаль ее…

«О чем я буду с ней говорить?» – кричал он. Да о чем угодно! Она с восторгом будет слушать его, она совсем не глупа, достаточно развита, а если любить ее по-настоящему, еще в такой цветок распустится… Похоже, этот Миша ее любит, и он хорош, но они не смогут быть вместе, он вольный казак и, насытившись этой любовью, снова захочет на волю. А впрочем, кто знает… Интересно, как все обернется на самом деле? Чья возьмет? В этом выборе на первый план выходит такая примитивная штука, как физиология… – Она рассмеялась про себя. – Мне уже на долю осталась только теория любви, о которой я мало думала в свое время. Я была практиком. Помню, мне пришлось спать с одним немецким офицером, это был приказ… Я ненавидела его идеологически, но в постели… А потом мне пришлось его убить. Тоже по приказу. И рука у меня не дрогнула. Очень характерно для советской девушки тех времен… Но я все равно благодарна тому немцу, он многому меня научил, что впоследствии мне не раз пригодилось. Можно было бы написать работу о взаимосвязи идеологии и физиологии. Но лень, сил уже не так много, а когда сил было больше, такую работу никто не воспринял бы всерьез и, уж конечно, не напечатал. Сейчас можно напечатать что угодно… А между прочим, для разведки такая работа была бы весьма полезна. Но, скорее всего, уже давно что-то подобное написано. У нас же теперь есть секс!

Часть вторая

На воскресенье была назначена запись пилотного выпуска. Интерьер студии был решен в минималистском стиле. Кресло, стол на фоне книжных полок. И начиналась программа так: он входил, слегка запыхавшись, со словами: «Прошу прощения, господа, чуть опоздал, но все дело в том, что я сегодня возил нашу героиню, которой на днях исполнилось девяносто, в модный салон заказывать вечернее платье, и весь персонал восхищался ее фигурой и вкусом. По-моему, такая деталь будет нелишней в рассказе об удивительной женщине, гениальной разведчице, невероятно много сделавшей для блага нашей страны, не раз бывавшей на грани провала, но ни разу его не потерпевшей. Когда я спросил нашу героиню, как ей это удалось, она с улыбкой ответила: мной двигали авантюризм, страх и везение. А я от себя добавлю четвертую составляющую – талант! Вот почему мы и назвали наш цикл «Четвертая составляющая». Наш цикл состоит тоже из четырех частей, каждая из которых рассказывает об одной из этих составляющих в судьбе нашей героини. И первую часть мы назвали «Страх», ибо в нашей стране в советское время страх был, наверное, главной движущей силой».

Получасовую программу писали часа три, что вполне естественно, технические неполадки, оговорки ведущего и т. д. Но когда запись закончилась, к Владиславу Александровичу подошел оператор, мужчина лет сорока:

– Знаете, я много снимал говорящих голов, но вы здорово смотритесь. Вас интересно снимать. И потом, вы так правильно сказали про страх… У меня прадед погиб в лагерях, бабка всю жизнь так от страха и не избавилась, я про это много знаю… А то теперь иной раз трындят – у нас, мол, сейчас тридцать седьмой год… Идиоты! Совсем, что ли, историю не знают? Короче, спасибо!