Книга Город грешных желаний - Елена Арсеньева

Она и впрямь была распростерта на груди и животе Аретино, аноги ее еще сжимали его бедра, и тела их были соединены. Стояла жара,нестерпимая жара, да к тому же любовники не размыкали объятий целую ночь, итела их были мокры от пота. Но Троянде казалось, что это из сердца ее, сквозьвсе поры тела, сочится бесконечная любовь и нежность, которая переполняла ее ипорою становилась почти нестерпимой. Любовь к этому человеку, бедра которогоона все еще стискивала коленями так. что сладостная ломота отзывалась во всемтеле…

Троянда чуть повернула голову и коснулась губами чернойкурчавой поросли на груди Пьетро. Волоски были соленые, и Троянда улыбнулась,медленно, сонно бродя пальцами в густых завитках. Тело Аретино так густопокрывала шерсть, что иногда распаленной Троянде чудилось, будто с неюлюбодействует не совсем человек, а не то зверь, не то божество. Пожалуй, и то,и другое, и третье, потому что Аретино явился ей всем сразу. Троянда прежде ивообразить не могла, что такое бывает на свете…

Да что, собственно, она вообще знала?! Теперь Трояндеказалось, что вся ее прошлая жизнь имела смысл лишь постольку, поскольку онавыучила в монастыре классическую латынь и древнегреческий язык — каквыяснилось, для того, чтобы запоем читать книги из роскошной библиотекиАретино. Это было очередным открытием (да вся ее жизнь теперь состояла изоткрытий!) — узнать, что книги могут описывать не только жизнь святых, но икаких-то других мужчин и женщин, чье призвание заключалось в служении не богу,а любви.

Гомер, Сафо, Анакреонт, Овидий, Гораций, Феокрит. Феогнид…Троянда читала их книги без устали, сначала с перехваченным горлом, оттого, чтосовершает смертный грех, но очень скоро боязнь сменилась восхитительнымчувством свободы. Так вот, оказывается, что такое настоящая жизнь!

Монастырь? Но теперь она уже не вспоминала о нем, разве чтоизредка Гликерию, суровую, но такую добрую к ней. Матери своей Троянда непомнила — иногда всплывали в памяти ласковые светлые глаза, глядевшие словно бымимо, затуманенные какими-то тайными мыслями; легкая, небрежная улыбка… И этобыло все, что она помнила из своего прошлого. Гликерия говорила девочке, чтообе они родом из далекой огромной страны, называемой Россия, но в памятиТроянды это слово было прикрыто непроницаемой завесой ужаса, сквозь которуюиногда брезжили очертания ледяного зимнего леса, долгого, мучительного пути,мрачного взгляда чьих-то черных глаз… страх, вечное желание куда-то спрятатьсяот этих ненавидящих глаз… больше она ничего не помнила — вернее, бояласьвспоминать. Гликерия сперва пыталась расспрашивать, но девочка заходилась вмучительных рыданиях, едва удавалось вызвать в памяти хоть какой-то образ еепрежней жизни, вот старая садовница и отступилась, мудро рассудив: господьнаверняка знал, что делал, когда прикрыл сознание ребенка завесою беспамятства.Со временем Дария и вовсе перестала размышлять о своем прошлом. «Россия»,«мать», «дом» — это были только слова, не наполненные никаким значением. Жизньона привыкла исчислять с того мгновения, когда среди мягкой тенистой зеленимонастырского сада увидела морщинистое смуглое лицо Гликерии… но теперь онапоняла, что ошибалась. Жизнь началась для нее с той минуты, когда высокийсиньор в алом камзоле — ее Пьетро — взял Дарию за руку и припал поцелуем к ладони.

Так вот зачем страдала она в детстве, зачем изнывала отнеосознанной тоски в монастыре, зачем была соблазнена дьяволом и покинутабогом! Судьба уготовила ей эти испытания на пути к счастью, которое,оказывается, можно обрести только в объятиях этого мужчины.

Обеты и молитвы Троянда-Дария стряхнула с себя, какизношенную одежду. Но если бы кто-то вздумал упрекнуть ее за это, она нашласьбы что ответить. Да, бог первым предал ее верность, когда позволил дьяволуизнасиловать ее. Что проку служить повелителю, не могущему защитить рабу свою?И за что, за что она была отдана на растерзание чудовищу, развратившему ее?..

Впрочем, обида на небеса быстро проходила. Троян да любиларазмышлять и исследовать сцепление событий и потому не могла не понимать: одновызвало другое, и ежели бы дьявол не овладел ею в ту роковую ночь, оназакончила бы дни свои в монастырской скуке, так и не узнав Аретино! При однойтолько мысли о том, что их дороги никогда не пересеклись бы, Троянда начиналасо жалеть, что бог не отступился от нее еще раньше. Бедняжка, она лишьподтверждала своим примером чье-то мудрое изречение: только глупцы думают, чторяса и чепец — это неизлечимая болезнь, женщина всегда остается женщиной, аплоть — плотью. Она любила — впервые, она познавала мужчину — впервые, азначит, любовь и познание любви случились в мире впервые со дня его сотворения.

Вычеркнув из своей жизни монастырь, Троянда со жалела тольколишь об одном: что Аретино не разрешаем ей увидеть мать аббатису ивозблагодарить ее, как всемилостивую мадонну, за то счастье, которое онадаровала перепуганной, несчастной, угрюмой девчонке. Впрочем, мать аббатиса,пожалуй, и не узнала бы прежнюю Дарию в красавице, обвитой в розовый шелк, скоротеньким модным корсажем, усыпанным драгоценностями, с оголенными плечами инизко вырезанным декольте, с короткими рукавами, затканными золотом и серебром,с длинным-предлинным шлейфом, который Троянде пришлось учиться носить. Да ейвообще всему на свете приходилось учиться, от любви до искусства одеваться. Поначалуруки ее путались, и, с утра начав, она едва могла закончить это занятие квечеру. Вечером являлся Пьетро и начинал хохотать, застав ее еще не убранной, водну минуту срывал одежды, на которые были затрачены много часов, и опрокидывалТроянду — даже не в постель — там, где она стояла, не имея терпения добратьсядо ложа. Им все служило ложем: кресло, или стол, или маленький, обитый бархатомтабуретик, мраморная скамья, ступеньки, перила лестницы, пол… в конце концов,стенка, к которой можно было притиснуть Троянду.

Как-то раз, взглянув на небрежно смятое и кое-гдеразорванное платье (она даже не успела пристегнуть рукава и приколоть мех кдекольте!), Троянда робко заикнулась, что не надо покупать ей столь дорогиенаряды, ежели их постигает такая участь. Аретино расхохотался:

— Ты теперь знатная дама, дитя мое, а это значит, что тыдолжна носить все самое лучшее. Но в одном ты права: мода нынче тяжеловесна.Еще десять, двадцать лет назад все дамы старались выглядеть юными девушками;теперь же все бутоны стремятся поскорее превратиться в пышные, зрелые цветы.Рукава, на мой взгляд, тяжеловаты… Мы поступим вот как: я закажу для тебянаряды не столь помпезные, но не менее роскошные, с которыми ты вполне будешьуспевать управляться. И пришлю служанку. Знатной госпоже нужна служанка!