Книга Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Таня пошла через рощицу. Здесь, на небольшой проплешине,точно единственный волос на макушке у прежнего профессора Клоппа (нынешниймалютка был курчав просто до безобразия), рос Лукоморский дуб. Некогда по егозолотым цепям, заводя песнь и говоря сказки, разгуливал кот Баюн. Ныне же цепибыли расплавлены молнией. Кот же либо загулял, что с ним случалось регулярнораз в столетие, либо во времена Чумы-дель-Торт был сожран голодной нежитью.Лишь дуб, как и прежде, одиноко стоял на самой вершине, неохватный, мрачный, и,казалось, подпирал своими раскинувшимися ветвями небосвод.

Шурасик, который знал все на свете, кроме одного: почему онтакой зануда, порой принимался рассуждать, что Лукоморский дуб – одна изпараллельных реинкарнаций мирового древа. Однако Таня, видевшая мировое древо вквартире у Дурневых, очень в этом сомневалась. Мировое древо было легким истремительным. Оно взмывало ввысь, точно пирамидальный тополь или кипарис.Громадный же, неуклюжий, давящий своей мощью дуб скорее был олицетворениемязычества, силы земли или хаоса.

Обходя дерево, Таня случайно заметила между его толстымикорнями нечто вроде естественно образовавшейся ниши или норы, достаточноглубокой, чтобы в нее мог пролезть человек. Движимая любопытством, Таня леглана живот и поползла внутрь. Ей пришло в голову затаиться здесь и после напугатьПуппера. В норе было так темно, что она едва различала свои же ладони.

«А ну как меня кто-то с той стороны схватит и затянетвнутрь! Или я сама застряну!» – опасливо подумала Таня.

Но ее никто не схватил. Вместо этого пальцы неожиданнонатолкнулись на что-то холодное, звякнувшее в темноте. Таня поспешно отдернуларуку. Лишь минуту спустя она набралась храбрости и, вновь ощупав загадочныйпредмет, поняла, что это нечто вроде круглого металлического блюда. Разветолько внутри блюда не бывает кожаных ремней.

«Ага, тогда я, кажется, догадываюсь, что это может быть!» –подумала Таня.

Ухватившись за ремень, она выползла из норы и с немалымтрудом вытащила наружу серебряный щит.

Щит сверкал, точно зеркало. Таня некоторое времяразглядывала в нем свое лицо. Центр щита был ровным и идеально отшлифованным.Если он и искажал отражение, то незначительно. По краям щит покрывали руны,вписанные в орнамент, состоящий из виноградных листьев и гроздьев.

«Чего только не найдешь на Буяне! Интересно, Сарданапалзнал, что под дубом лежит щит?» – подумала Таня, удивляясь, что, пролежав вноре, щит совсем даже не потускнел. Впрочем, у магических предметов – а щитявно относился к их числу – были свои отношения со временем.

Разглядывая щит, Таня прождала Пуппера еще минут двадцать.Окончательно потеряв терпение, она решила вернуться в Тибидохс. Спускаться схолма по снегу ей не хотелось. Тогда, сев на перевернутый щит, онаоттолкнулась, подобрала ноги и помчалась по покрывавшему снег насту.

Вначале щит скользил медленно, точно осваиваясь в новомкачестве, но вскоре разогнался, как пикирующий контрабас. Ветер поспешно завелсвою стремительную песню. Он то звенел как комар, то фальшиво насвистывалкакой-то мотивчик. Таня вцепилась в ремни. Она и не надеялась, что сумеет такразогнаться. К тому же круглый щит вращало, так что малютка Гроттер спускаласьто боком, то спиной вперед.

Пытаясь выровняться, Таня увидела стремительноприближавшийся к ней дуб – крайний из дубов нижней рощи, о которой она совсемзабыла. Поняв, что никаким другим способом избежать столкновения не удастся,Таня Гроттер торопливо скатилась со щита и, раскинув руки, стала тормозить оснег.

Снег забивался ей в рукава, за воротник, щипал шею и грудь.Немного не докатившись до дуба, Таня остановилась, оказавшись рядом сперевернувшимся щитом. Голова у нее кружилась. Ей почудилось, что дерево, вкоторое она едва не врезалась, неожиданно раздвоилось. Отделившись от ствола, кТане подбежал Гурий. Он был синенький от мороза, закутанный, как отступающийфранцуз в 1812 году, в какие-то шерстяные платки, но очень бодрый.

– О Таня! My dear! – воскликнул он, пытаясь обнятьи поцеловать ее.

Таня заслонилась щитом. Страждущий англичанин, закрывший отпредвкушения глаза, поцеловал в щите свое отражение, едва не примерзнув к немуязыком.

– Таня! Почему ты такая суровая? Я не видел тебя большемесяца, а ты даже не подарить мне поцелуй! – разочарованно сказал он.

– Подумаешь, месяц. Это еще не повод, чтобыобмениваться микробами… Ладно, если хочешь, можешь пожать мне руку, –разрешила Таня.

Воспользовавшись разрешением, Гурий долго мял ее ладонь.Одновременно он зачем-то сунул левую руку в карман.

– Ты случайно не феминистка? У нас в Магфорде многофеминисток! – озабоченно спросил он.

– Феминизм – это к Шито-Крыто! У меня другойдиагноз, – сказала Таня.

– Диагноз? Какой? – забеспокоился Гурий.Приученный тренером принимать перед едой кучу витаминов, он ужасно боялсявсевозможных болезней.

– Простой и неизлечимый. Я Гроттерша, и этим всесказано.

Гурий с облегчением перевел дух.

– Ты не подумай, я очень уважаю феминисток. Моя хорошаязнакомая Гореанна феминистка, но… – начал он.

– Но жениться на ней ты не хочешь и согласен уступитьее Перуну. С тобой все ясно. Все вы такие. Вам всем клушу подавай, –фыркнула Таня.

Она уже жалела, что не прикинулась феминисткой. Это был быэффектный и простой способ раз и навсегда отделаться от Гурия. Пуппер заморгал.Глазки у него стали печальными и умоляющими, как у песика, который выпрашиваетмясо.

– Таня, почему у нас все не так? – печальнопроизнес он.

– Как не так? – спросила Таня.

– Не так.

– А как чтобы так?

– Я не знаю как, но не так, – сказал Пуппер ещепечальнее.

– А конкретнее нельзя? Какого так ты от меняожидаешь? – поинтересовалась Таня.

Гурий смущенно порозовел.

– Никакого не ожидаю. У меня все о`кей, – поспешнопроговорил он.

Таня почувствовала, что еще немного и Пуппер встанет у неена одну доску с Жикиным. Гурий ей катастрофически надоедал. Самый простойспособ потерять девушку – это свалить на нее вину за свои неудачи. Или обращатьслишком много внимания на ее настроения. Гурий совершал обе ошибки разом.

– Ты опоздал на свидание. Я уже хотелавернуться, – сказала она.

– Я не опоздал. Я тебя искал! – возмутился Пуппер,но возмутился как-то вяло.