Книга Переводчик - Александр Шувалов

– Прощай, удачи.

Глава 13. Утро стрелецкой казни

Проснувшись, Сергей не сразу смог уразуметь, где он и когда: в Африке, в конце XX века, или же у себя дома в Москве, в начале XXI? Через некоторое время все-таки понял, что дома, здесь и сейчас. Легче от этого особо не стало, похмелье навалилось и придавило, как снежная лавина.

Пил он редко, по двум причинам, и обе были главные: не очень-то хотелось и довольно-таки плохо бывало потом. Выпить Волков мог изрядно, но наутро регулярно чувствовал себя много хреновей, чем тот, кого он тащил домой. Когда-то этим феноменом, было дело, интересовались медики в погонах и даже выдвинули несколько рабочих гипотез. Наибольший интерес представляли две из них: генетическая (действительно, насколько Сергей помнил, ни отец, ни мать никогда не баловались спиртным, и, по их словам, наследственно) и общенаучная («а хрен его знает...»). Обогащенный столь весомым теоретическим багажом, Сергей безропотно переносил состояние «наутро после», никогда не похмелялся и терпеливо ждал, когда станет чуть лучше. Потом, с годами, понял, что в этом состоянии несколько помогает... небольшой кросс с последующими водными процедурами.

Слегка поправив здоровье проверенными методами, он заварил себе крепкого кофе и, устроившись у окна на кухне, попытался поразмыслить под вышеупомянутый кофе с сигаретой. Отхлебнув с отвращением тонизирующего напитка и давясь табачным дымом, начал подводить первые итоги. На первый взгляд ситуация казалась ясной и простой, как дверь в военкомат: злобный и ужасный Литвиненко через группу подставных идиотов (кого, в случае чего, не жалко) крутит свои дела и нехило наваривает денежку. Все главные действующие лица выявлены, расклады определены – короче, за работу, товарищи! Достаем из схронов автоматы и устраиваем супостатам закат солнца вручную. Дорогого Владимира Никифоровича без всяких сомнений умножаем на ноль (какая ни будь у него охрана, от выстрела снайпера ей клиента не уберечь), остальным делаем разного калибра гадости и пакости, и путь открыт к победам. Короче, вперед, за родину, за... (кто там у нас?), враг будет разбит, гонорар нам заплатят! Однако какое-то мелкое и подленькое «но» портит всю такую простую и ясную диспозицию. И это самое «но» заключается как раз в личности, казалось бы, главного действующего лица.

Конечно же, Вова Литвиненко парень хитрый и неглупый, но не более того. Операция такого масштаба с прихватами везде и на всех почти уровнях ему явно не под силу. Кто-то стоит за ним, как тогда, в Африке, четырнадцать лет назад, и этого кого-то неплохо было бы поспрошать, кому и зачем понадобилось летом девяносто первого уничтожить группу спецназа. Так что рановато вы, Сережа, губы раскатали, возрадовались: нашелся, дескать, главный супостат, щас мы его к ногтю. Хорошо еще по пьяни не стал чистить ружье и выплавлять серебряные пули с монограммами.

Надо же, с бодуна, а как думается! Хотя какой уж там бином Ньютона, просто возрадовался чрезмерно от нежданной встречи, вот и размечтался и только с похмелья начал, как то ни смешно, мыслить трезво.

Как там, в телевикторине у самовлюбленного женоподобного мальчугана: «Звонок другу»? Верно, самое время позвонить Бацунину: во-первых, потому, что Гера, без сомнения, друг и, во-вторых, с Литвиненко он пересекался до того и что-то о нем точно знает.

Звонить стал, естественно, по мобильному, номер которого знали очень немногие. На рабочий в приемную господина первого вице-президента концерна «Росмед» нечего было и пытаться: выдрессированная, как сталинский смершевец, референт Анна Ивановна («Кровавая», как называл ее Котов) никого просто так с шефом, ценя его время, не соединяла.

– Здравствуйте, Доктор! Я тут больной совсем, вчера нажрался очень...

– Привет, малыш, с чего бы это?

– Друга старого встретил, почти пятнадцать лет не виделись, а сейчас чувствую себя никак, мне бы похметолу, помогите.

– Ладно, приезжай в Удельную к восьми, вылечу.

– Ни хрена себе домашний доктор, – возмутился Сергей, больше для виду. – А на дом клятва Гиппократа не позволяет?

– Лечить тебя, алконавта, придется в стационаре, так что приезжай, жду.

И повесил трубку, олигарх хренов. Называя бывшего командира олигархом, Сергей не очень-то и преувеличивал. Действительно, был Бацунин очень и очень богат, как и полагалось одному из первых лиц гигантского медицинского концерна, успешно (а иногда и более чем) конкурирующего с империей Брынцалова.

А начиналась Герина гражданская жизнь не так уж и здорово. В конце девяносто первого его выкинули на гражданку без руки, зато с мизерной пенсией, стремительно пожираемой инфляцией. Пока он лечился, жена, быстро сориентировавшись в нарождающихся рыночных реалиях, нашла себе богатого спонсора кавказской национальности, развелась, разменяла Герину квартиру на Кропоткинской на что-то хорошее для себя и комнату в коммуналке в Бибиреве для бывшего мужа. Тут бы Гере в самый раз распустить сопли, запить, нацепить на засаленную рубашку боевые награды и пойти побираться в подземный переход. Но не тот был случай, и не тем был Бацунин человеком.

Для начала он продал, и удачно, дачу покойных родителей в Переделкине. Затем выдернул из подыхающей медицинской шарашки сестру с мужем. Они там второй год горбатились на почти голом энтузиазме и каждое утро по дороге на работу с ненавистью созерцали новехонькие иномарки руководства бывшего государственного НИИ, а ныне научно-коммерческого исследовательского центра. Работать приходилось не только почти задаром, но и буквально на головах друг у друга, ибо новое руководство центра сдало в аренду под офисы и магазины буквально все, что было можно. Сестра (кандидат медицинских наук) и ее муж Толя (один из самых молодых в бывшем СССР доктор тех же наук) к тому времени настолько наелись реалиями молодой российской демократии, что всерьез засобирались либо на баррикады, либо на ПМЖ за границу.

Затем он провел рабочее совещание с научной интеллигенцией в лице своих двоих родственников и с группой аналитиков (в своем лице). Ученым твердо было дано понять, что надо завязывать с мыслями о классовых боях или расставании с любимой отчизной. Молодой доктор наук попытался было взбрыкнуть и перевести все в русло привычного интеллигентствующего нытья на кухне, но был резко осажен собственной женой. Людмилу Полоцкую, в девичестве Бацунину, природа не обделила фамильной решительностью и твердостью характера. Вместе с братом им удалось убедить рефлексирующего гения, что сражаться за собственное благополучие гораздо увлекательнее, чем на баррикадах, да и есть за что.

Еще валяясь в госпиталях и мучаясь фантомными болями, Гера времени даром не терял, а занимался тем, чему так здорово учили, – сбором, обработкой и анализом информации. Поэтому, расставшись со службой, он твердо знал, что будет делать дальше: создаст сначала малое фармацевтическое предприятие, затем откроет несколько аптек, а потом, а потом – как получится, гигантоманией трезвомыслящий Бацунин не страдал.

Свою нишу удалось занять на удивление легко. В те романтические годы все в основном увлекались торговлей, так что производство оказалось временно никому на фиг не нужным. За очень небольшие деньги удалось арендовать подмосковный заводик и наладить производство лекарств. Все необходимые лицензии выбивал в Минздраве сам Гера с удостоверением воина-интернационалиста наперевес. Министерские дамы просто млели от его нордической внешности («вылитый Дольф Лундгрен, девчонки») и за долю малую старались как могли. Особое участие в помощи тогда юному «Росмеду» (так с подачи Бацунина был назван будущий фармацевтический монстр) принимала юная замзавша отдела (ко всему прочему, внучка бывшего замминистра). Девушка настолько прониклась идеей помощи малому бизнесу, что даже отказывалась принимать денежку. Чтобы хоть как-то ее отблагодарить, Гера пригласил Юлию (именно так звали красавицу-энтузиастку) на романтический ужин и через некоторое время на ней женился. И правильно, между прочим, сделал. Хорошая оказалась девчонка, даром что из номенклатуры. Двоих сыновей Гере родила. Симпатичные такие атлетики с наследственной нордической внешностью, не хамы и не мажоры. Да у Бацунина и не забалуешь.