Книга Леди GUN - Владимир Вера

Борис вспомнил про тот случай. По распоряжению Матушки он отрядил тогда адвоката клана Лисовского, который лично выезжал на границу «подмазывать» таможню. Бульба не мог по-нормальному сунуть взятку, таможенники подумали, что их прощупывает Беспека, – и ни в какую. Лисовский разговаривал от имени Бориса, и у него взяли деньги. А теперь Матушка посчитала, что черед националистов оказать услугу, отплатить «добром за добро». Тем паче что Бульба хвастался своими снайперами, которые вернулись из Грузии и выполнили, по его словам, личный заказ Шеварднадзе – ликвидировали какого-то типа, на котором облажались даже наемные киллеры.

– Дадим этих стрелков на усиление Петелицыну, – расставила точки над «i» Родионова, – и наделим его всеми полномочиями. Пусть вышибет всех врагов наших из Крыма, пусть разберется там с Цезарем, его двурушническая позиция меня настораживает. В общем, снаряжай бригаду и отправляй завтра утром. Экипируй людей под спортивную команду, чтобы все в одинаковом были. Устроим в Крыму «спартакиаду». Да, позвони, чтобы встретили и позаботились о размещении, чтобы все было без засветки. Держи меня в курсе.

– Стало быть, война… – Боря все еще был не в своей тарелке, но, перемолов услышанное, он представил себе такое, от чего не мог прийти в восторг. Задав вопрос, Борис сразу пожалел об этом. Во взгляде Елены он прочитал негодование. Она вновь заговорила очень тихо:

– К чему договариваться по нескольку раз об одном и том же, выкраивать у кого-то уступки, если можно забрать все разом. В свое время я шла на переговоры, когда чувствовала, что меня прижали, что я пока не собралась с силами, чтобы драться. Сейчас другая песня. Я вхожа на самый верх, ты прекрасно знаешь. И что бы мои люди ни делали в Крыму, для этой высокой аудитории я всегда сумею преподнести сделанное в выгодном свете. Вспомни, когда мы наводили справки о крупнейших дельцах Крыма через Беспеку, проходила информация, что некоторые из них через подставные фирмы финансируют пророссийское движение в Крыму. Так что есть повод шлепнуть кое-кого как неугодных державе врагов. Пусть считают меня бандеровкой, сейчас это модно. С УНСО дружбу вожу, чем не бандеровка!

Борису показалось, что Елена развеселилась, ее тон стал слегка задорным. Так виделось со стороны. На самом же деле когда Родионова хотела окрепнуть в собственной правоте, то размышляла вслух, растолковывая трудные ребусы не столько для других, сколько для самой себя.

– Теплое море – мечта всей моей жизни, я буду там хозяйкой. Построим терминалы, международный аэропорт, новые фешенебельные отели на Южном побережье. А до этого заполучим уже действующие курорты. Опыта нам не занимать. Да, я согласна с тобой: много политики. Я сама старалась избегать ее, но оказалось, и политическую карту можно кропить. Киев пока выигрывает у Москвы спор по Крыму. И мы выиграем его до конца. Они уже опоздали, когда согласились в Белой Веже закрепить за нами этот благодатный край. Требовать назад подарки – непорядочно. Поздно спохватились. Я нужна официальной власти, ведь у меня теневые бразды правления, ведь со мной можно болтать неофициально, можно попросить, чтобы я устроила серию шумных убийств, пару эффектных взрывов, нагнала страху на зевак.

– Они тебя сдадут, как только в тебе отпадет надобность… – не согласился Борис.

– Что ж, безвыходных положений не бывает, сделаем разворот на сто восемьдесят, – стояла на своем Родионова, – изобразим верноподданнический экстаз. Какая нам разница, проукраинский председатель Верховного совета или пророссийский президент. Ха-ха! Сменим Родину. Правда, российский ставленник наверняка не будет ручным. А в Киеве у нас все схвачено. Для нас сейчас главное – выиграть время и укрепиться на полуострове, пока путь туда из России наглухо закрыт, – все это она выпалила на одном вдохе, не видя перед глазами ничего и никого. Борис почувствовал в ее голосе какую-то нездоровую одержимость. Родионова, расслабившись, заговорила снова, уже обращаясь к Борису:

– Ну что, все еще сомневаешься? Не нравишься ты мне в последнее время. Неужто стареешь? Рановато. Или устал? Нет, Боренька, ты уж извини, без тебя как без рук. А может, личные проблемы?..

Она спросила это между прочим и наверняка продолжила бы так: «Подыщем тебе красивую девушку» – или: «Пора тебе наконец обзавестись женой». Борис взорвался. Он хотел кричать, но сердце продиктовало устам ответный вопрос:

– Не слишком ли много времени ты мне уделяешь? Ведь тебя там ждут, – напряженным голосом произнес Борис, кивнув на дверь в спальню.

Родионова изумилась, заметив, как наполнились влагой глаза Бориса. «Это уже чересчур, второй случай на день, – подумала она. – Столько времени прошло, а он еще не переболел мною. Нет, с этим пылким влюбленным надо что-то придумать. Потом. По два раза на день решать амурные вопросы я не в состоянии. Этот Юрочка в спальне тоже плачет, как девочка. Надо быть жестче, надо отправлять восвояси сразу, не устраивать прощальных вечеринок. Сейчас выпровожу этого кукловидного любовника. В конце концов, за удовольствие заплачено. А как быть с Борей? Да никак. Поставить его на место – и баста».

– Я сама разберусь, где и кто меня ждет, – ледяной взгляд Родионовой обдал Бориса холодным ветром. Это говорила Матушка. – Ты находишь, что я уделила тебе много времени? Тогда впредь твоя персона не будет удостаиваться такой чести. Ты утомился. Вместо того, чтобы давать дельные советы и помогать, ты лишь споришь и сомневаешься. Иди и выполняй распоряжение. Слава богу, в тебе еще не умер исполнитель. Да предупреди Петелицына, чтобы не было утечки информации. Все, я вызову тебя, когда созрею для общения с тобой. Не смею задерживать. – Не простившись, Родионова повернулась к камину лицом, взяла со стеклянного столика колокольчик и позвонила. Явился лакей, она приказала вызвать тапера.

Борис уже выходил из кабинета, как вдруг заметил боковым зрением, что из спальни высунулся альфонс. Ему стало еще сквернее, когда он пригляделся к показавшейся фигуре. Это был ненавистный ему Юра, почему-то одетый и какой-то то ли мокрый, то ли заплаканный. Борис вышел, хлопнув дверью.

В голове был шум, как в черноморском рапане. Он проклинал себя за слабовольность, за то, что не может вычеркнуть Лену из своей жизни. Он шел делать то, что велела хозяйка, и вспоминал, как очень давно он пытался ее удержать, говоря ей, что сделает ее королевой. Тогда он был никем, он был простым приходским садовником… А кто он теперь – тоже никто, исполнитель чужой воли. Нет, он исполнитель ее воли. Откуда у нее эта патологическая одержимость, всего ей мало! Может, сказывается обделенность молодости, а может, надломленность в психике – следствие того самого злополучного шантажа, в результате которого она оказалась в Киеве…

«Она хочет доказать сама себе, что без постороннего вмешательства представляет собой женщину, равной которой нет. Она себя или чрезмерно любит, или безгранично ненавидит. Скорее ненавидит. Елена несчастна, и я должен быть рядом. Я буду делить свою любовь к ней на нас двоих. Получится ли исправить искаженное, вернуть чистое? Время покажет. Я уже столько жду, что готов ждать всю жизнь. А есть ли оно, это время? Она так спешит, что можно и не успеть…»