Книга Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

Ответ настиг его только сейчас. Там, в гостиной, в одной из ниш висела картина, написанная рукой Кораль Арсе. Это полотно он до сих пор никогда не видел, но стиль Кораль его подкорка признала практически мгновенно. Судя по всему, мозг посчитал эту информацию слишком опасной и задержал ее на каких-то дальних подступах к сознанию, будто на таможне. Да, задержал, но не стер и не отбросил. Только теперь, с опозданием на половину суток, эта информация обрушилась на Хулио Омедаса.

Психолог стоял под горячим душем и постепенно восстанавливал в памяти все события и переживания вчерашнего вечера. Ну как, спрашивается, он мог догадаться, что женой Карлоса, имя которой ни разу не всплыло в их считаных встречах, окажется именно Кораль Арсе, художница, студентка медицинского факультета, с которой он познакомился в один прекрасный день в парке Эль Ретиро во время конкурса молодых художников? Кто бы мог предположить, что теперь, спустя столько лет, судьба приведет его в ее дом?

Она исчезла из его жизни внезапно, без каких бы то ни было объяснений и предупреждений. Это произошло двадцатого февраля тысяча девятьсот девяносто второго года. С того самого дня он понятия не имел, где она живет, чем занимается и как вообще сложилась ее жизнь. Кораль сменила телефон, переехала куда-то из той квартиры, где жила раньше…

Нет, если бы Хулио предпринял активные поиски, обзвонил подруг Кораль, пообщался с ними, походил по ее любимым местам, то он, конечно, рано или поздно нашел бы ее. Вот только делать этого Омедас не стал. Этим внезапным и решительным исчезновением она сказала все, что считала нужным. Причины же, побудившие ее поступить именно так, а не иначе, остались для Хулио тайной за семью печатями, как того и хотела Кораль Арсе.

Он решил ждать и делал это до того момента, когда и само ожидание иссякло. Омедас прекрасно сознавал, что ведет себя неразумно, но ничего не мог с собой поделать. Он день за днем мысленно перебирал события прошлого и гадал, когда именно, в какой день и час совершил ту роковую ошибку, которая так резко изменила его жизнь.

Эти навязчивые мысли, переживания и чувство вины привели его в состояние, близкое к депрессии. Об этом периоде своей жизни психолог теперь предпочитал лишний раз не вспоминать. Страшная штука — незарубцевавшаяся любовь.

Кофеварка уютно забулькала, и Хулио почувствовал в себе прилив оптимизма.

«Единственное, о чем стоило сожалеть, так это о том, что накануне я сильно смутился, увидев Кораль, не смог нормально поговорить с ней и по-человечески завершить разговор с Карлосом о его сыне», — подумал он.

Хулио не мог не признаться себе в том, что встреча с Кораль застала его врасплох. А ведь он постоянно представлял себе, как случайно увидит ее где-нибудь на улице, в магазине, в очереди к окошечку в банке или на бензоколонке. Иногда ему представлялось, что им суждено встретиться в заграничной поездке, бог знает в каком городе и при каких обстоятельствах.

Ему всегда хотелось быть готовым к этой неожиданной и неминуемой встрече. Он был уверен, что когда это случится, когда перестанут ныть все нанесенные несчастной любовью раны, когда в его душе уже не останется места ни для упреков, ни для сильных эмоций, тогда все былое потеряет свою значимость и покажется лишь милыми чудачествами юности.

«Что ж, тогда мы, наверное, поговорим, с высоты нажитых седин и морщин с нежностью и теплотой вспомним о том, что когда-то связывало наши жизни. Не будет ни упреков, ни взаимных претензий, ни попыток выяснить отношения».

Он полагал, что время стерло ее из его памяти. Оказалось же, что эти воспоминания, законсервировавшиеся в сознании, при первой же возможности вырвались на свободу. Прошлое из бледного шрама вновь превратилось в обнаженную гноящуюся язву. Оно никогда не было таким живым.

В тот миг, когда Кораль вошла в комнату, где он играл с ее сыном в шахматы, Хулио словно очутился в эпицентре бури, подлинного торнадо самых противоречивых чувств. Ему хотелось всего и сразу. Он жаждал мести и был готов наброситься на нее, вырвать извинения, пусть даже приставив ей нож к горлу. В то же время ему больше всего на свете хотелось поговорить с ней, выяснить наконец причину ее столь поспешного и внезапного исчезновения. Омедас едва не набросился на нее, желая отомстить или же задушить в объятиях.

Аромат утреннего кофе до некоторой степени привел его в чувство. Узел, в который со вчерашнего вечера были затянуты внутренности, ослаб. Перспектива жить дальше уже не казалась Хулио столь бессмысленной.

Омедас собрал вещи и сел в машину. Стоя в первой же пробке, в которую он попал по дороге в кабинет на Пуэнтес, Хулио решил, что больше не будет думать о случившемся вчера.

Решить-то было легко, но сделать так оказалось куда сложнее. В его голове по-прежнему бил тяжелый барабан, не позволявший забыть о происшедшем. Было невозможно спрятаться от выбора, стоявшего перед ним. Он с огромным удовольствием повернул бы все вспять, чтобы не знать, где живет Кораль Арсе, как легко вновь увидеть ее, как просто, оказывается, можно попытаться получить от нее что-то вроде объяснений или извинений. Опасность этой ситуации заключалась в том, что ему, вполне возможно, захотелось бы продолжать общение с нею под прикрытием проведения психотерапии для ее сына.

Хулио отгородился от нервотрепки плотного городского движения и уличного шума аккордами рахманиновского рояля и подумал о Нико.

«Потрясающий, совершенно особенный случай. Несомненно, прекрасная возможность для экспериментального подтверждения правоты многих накопившихся догадок и долголетних наработок. Сильная натура, коварный, садистски настроенный разум».

Сказать, что этот мальчишка был интересен, значило ничего не сказать. Психолог видел в Нико распахнутое окно, за которым лежал совершенно другой, непознанный мир. Омедас мог бы высунуться и посмотреть, что происходит там, по другую сторону стены. Хулио проклинал судьбу, так жестоко подшутившую над ним.

«Снова оказаться в непосредственной близости от Кораль — нет уж, увольте. Ее жизнь для меня — запретный сад. Нужно срочно спасать пошатнувшийся мир, возвращать на место сместившуюся ось вращения планеты, приводить все вокруг в исходное состояние, существовавшее до вчерашнего дня».

Хулио заставил себя сосредоточиться на текущих делах — занятиях, научных статьях и на том, как обеспечить более-менее рентабельное существование кабинету детской психологической помощи, расположенному на улице Пуэнтес.

«В этом деле мне без сестры не обойтись», — в очередной раз признался он себе.

Ночь прошла в воспоминаниях, колючих, ослепляющих, ярких, словно разрывавших во тьме зрачки и радужную оболочку глаз Кораль. Она, как сомнамбула, бродила в этом пространстве, внезапно наполнившемся зрительными образами, цветами и звуками.

«Когда я впервые поцеловал тебя, ты пахла масляными красками», — сказал он ей, когда они вместе стояли у чердачного окна и глядели на грязные крыши и стены соседних домов.

Кораль почти физически слышала такой знакомый и родной голос Хулио. Ей казалось, что его колючий небритый подбородок, точь-в-точь как тогда, прижимался к ее затылку и шее.