Книга Брызги шампанского - Михаил Черненок

– Чувствует кошка, чье сало съела.

– Хотелось бы услышать более конкретный ответ, – сказал Слава.

– Конкретно могут ответить только сами Гусяновы, – Куделькин вновь задумался. – По-моему, чего-то они перемудрили со своим великовозрастным оболтусом и теперь в панике порют горячку.

– Семен Максимович, судя по вашему рассказу, вроде бы не из тех, кто способен горячиться по-дурному.

– Болезненная зависть и стремление быть на каждой свадьбе женихом сильно мешают ему жить. Лидер коммунистического труда изо всех сил лезет в лидеры капитализма.

– Конкуренции сильно боится?

– Пуще огня. Это порою толкает его на непредсказуемые поступки. Что Семену Максимовичу на сей раз стукнуло в голову, угадать трудно.

– Для меня непонятен, как вы сказали, «великовозрастный оболтус» Гусяновых.

Куделькин усмехнулся:

– Володя Гусянов – прост, как правда. Единственный сынок сверхобеспеченных родителей. Вырос в деревне. Ни физически, ни умственно никогда не работая. «Величайшая» его заслуга – два года армейской службы. В Раздольном же только тем и отличился, что шашлычную перелицевал в таверну с оригинальным названием. Теперь старые люди называют ее каждый на свой лад: «каверна», «наверна», а для большинства так она и осталась шашлычной.

– Название вашего хозяйства тоже оригинальное.

– У меня это случайно получилось.

– Не от обиды на советскую власть?

– Глупо обижаться на то, чего не было. В нашей стране ведь не Советы властвовали, а партия всем заправляла. «Совпадение» возникло спонтанно. Чиновник, регистрировавший фермерские хозяйства, предложил мне старомодные названия: «Новая заря» и «Золотая нива». Я из чувства противоречия возразил. Пишите, мол, «Падение Советов». У мужика от страха челюсть отвисла: «С ума сошел?!» Чтобы кондрашка его не хватила, я быстро передумал: «Записывайте „Совпадение“». – «Чего, чего?», – навострил он ушки. «Понимаете, – говорю, – решение правительства о наделении крестьян землей совпало с моим желанием взять землю». – «Ну, это другой табак», – успокоился чиновник. Так вот я и показал ему фигу в кармане.

Голубев, засмеявшись, повернул разговор к прежней теме:

– На какие средства жил сын Гусяновых?

– Безбожно проматывал отцовские деньги.

– Но ведь в Кузнецке он что-то делал…

– Сомневаюсь. Месяц назад по его протекции я покупал в фирме «Кульбит», где он якобы работал дизелистом, новое сиденье для своего трактора. Старое износилось так, что пружины наружу вылезли. Судя по вывеске, фирма производит спортивный инвентарь. На самом же деле торгует автозапчастями. Делом был занят один очкастый мужичок в сатиновом халате, похожий на зачуханного кладовщика. А с десяток дюжих молодцов, таких, как Володя Гусянов, в камуфляже, образно говоря, от безделья кувыркались.

– Среди них не было друга, с которым Гусянов приезжал в Раздольное?

– Друга того я впервые видел позавчера, когда Володя у шашлычной ершился перед мужиками, пришедшими за четушками по случаю аванса.

– Какое впечатление он произвел на вас?

– Взгляд – типичного киллера из американского боевика, а в действительности – Бог его ведает.

– Рэкетиры на вас не наезжают?

– Вскоре, как открыл шашлычную, заглядывали в гости городские мальчики на иномарке. Посидел с ними за бутылкой шампанского. Популярно объяснил, каким соленым потом достается крестьянам хлеб насущный. Вроде бы поняли. Пожали руку и мирно откланялись.

– А Гусянов-младший вам не угрожал?

– Он грозился в Раздольном «урыть» всех, кроме Егора Захаровича Ванина, Кеши Упадышева да Грини Замотаева.

– Упадышев с Замотаевым на самом деле решили передать свою землю вам?

– И смех и грех с этими друзьями. С ними только свяжись – не рад будешь, – Куделькин улыбнулся и фазу посерьезнел: – Приходили ко мне в пятницу дружки с деловым предложением. Объяснил им свои условия. В знак согласия закивали головами и тут же попросили денег на водку. Пришлось сказать, что по пятницам я не подаю, как, впрочем, и по другим дням – тоже. На этом и расстались.

– Семен Максимович на вас не обиделся?

– За что?

– За то, что вы будто бы переманиваете к себе акционеров.

– Мне от его обиды ни жарко ни холодно. Пусть платит людям хотя бы те крохи, которые они заработали. Тогда акционеры будут меньше метаться в поисках лучшей доли.

– В селе много недовольных Гусяновым?

– Хватает.

В дальнейшем разговоре Куделькин без малейшего колебания сказал, что действительно для острастки покушающихся на чужое добро недавно купил в новосибирском охотничьем магазине ружье и несколько пачек патронов к нему. По просьбе Голубева он быстро принес из дома новенькую «Ижевку» с вертикальными стволами двенадцатого калибра и разрешение на право его хранения, вложенное в охотничий билет. Заглянув в чистые стволы, Слава спросил:

– Даже не пристреливали, что ли?..

– По разу выстрелил из каждого ствола на лугах. Неплохое вроде бы ружьишко. Бьет кучно, с пятидесяти шагов дробь насквозь прошила консервную жестянку.

– Каким номером дроби стреляли?

– Двойкой.

– Можно посмотреть патроны?

– Почему ж нельзя…

Куделькин принес стандартную коробку. Из десяти патронов в ней не хватало двух. По заводской маркировке заряжены они были дробью второго номера.

– Для утиной охоты крупноватая дробь, – сказал Голубев.

– Взял, какие были патроны в магазине. Охотиться мне некогда, а для стрельбы в воздух при отпугивании воришек и эти годятся.

– Разрешите, один патрончик возьму?

– Берите, – спокойно ответил Куделькин и вдруг нахмурился. – Вы что, подозреваете меня в убийстве Гусянова?

– Подозрение – не обвинение.

– Но дистанция между ними небольшая.

– Бывает больше, чем от земли до неба.

– При нашем-то правосудии, когда тот прав, у кого больше прав?

– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – Слава улыбнулся. – Не беспокойтесь, Богдан Афанасьевич, без вины виноватым не будете.

Расстался Голубев с Куделькиным самым мирным образом. Возникшая было у фермера тревога быстро прошла, но выражение сильной усталости с его лица так и не исчезло.

Глава X

От Куделькина Голубев вновь направился к Егору Захаровичу, чтобы со стороны понаблюдать за таверной и домом Гусяновых. За то время, пока он беседовал с фермером, дед Егор успел зарядить патроны и теперь во дворе выгребал золу из чугунной печки. Напротив его домика посредине улицы громко разговаривали две встретившиеся старухи. Как понял Слава, одну – худощавую с большим носом – звали Матреной, другую – сутулую от старости и глуховатую – Дарьей. Матрена, похоже, недавно вышла из таверны и держала в руке сетчатую авоську с булкой белого хлеба. Дарья с большой хозяйственной сумкой, видимо, шла туда.